◄ К оглавлению                                                  

 

Даниел БЕЛЛ

 

Грядущее постиндустриальное общество.

Опыт социального прогнозирования

 

 

Предисловие к русскому изданию 1999 года

 

Выход в свет русского издания моей книги «Грядущее постиндустриальное общество» в издательстве «Academia» – событие весь­ма для меня радостное. Насколько мне известно, это не первый ее перевод на русский язык. <…> B конце 70-х годов работа выходила в так называемой «Белой серии», выпускавшейся Центральным комитетом Комму­нистической партии. Книга не предназначалась для широкого читателя, и найти ее можно было лишь в партийных институтах и закрытых отделах крупных библиотек.

В Советском Союзе книга попала в эпицентр идеологическо­го спора, так как в ней усмотрели угрозу марксизму. <…>

Я подвергся нападкам советских идеологов, потому что они считали, что я – антимарксист. Но я вовсе не антимарксист. Как может ученый-социолог быть антимарксистом? Многое в марк­систском анализе социальных и производственных структур со­хранило свое значение и вошло в современные теории, как и ре­зультаты любых глубоких концептуальных обобщений. Я бы ско­рее назвал себя постмарксистом, в том смысле, что я воспринял достаточно много марксистских представлений о социуме. Как я уже когда-то писал, марксистский анализ дает поразительно точ­ную картину западного капиталистического общества в период между 1950-м и 1970-м годами. <…>

Именно К.Маркс одним из первых дал достаточно полное описание капиталистического процесса. Он выделил роль техни­ки в перемещении рабочей силы как механизма перемен. Он по­нимал, что процесс капиталистического производства автономен. Но в области социологии К.Маркс потерпел неудачу. История человечества рассматривалась им как история классовой борьбы, хотя в мире, где все определяется погоней за новыми рынками и прибылью, политический процесс все более становится историей международных конфликтов, столкновений геоэкономики и геополитики (причем государство часто занимает оборонитель­ную позицию в отношении международных экономических сил). Так что К.Маркс был прав лишь наполовину. <…>

Проблема заключается в том, что, по теории К.Маркса, такие категории, как общественные отношения и технология, нераз­дельны; однако анализ изменений, которые с течением времени претерпевает способ производства (например, при переходе от рабовладельческого строя к феодализму и от феодализма к капи­тализму), показывает, что между этими двумя категориями нет ярко выраженной или последовательной связи.

Поэтому я предложил «разъединить» их и рассматривать как две логически независимые исторические переменные. Так, по «оси» общественных отношений можно мысленно расположить рабовладельческий, феодальный и капиталистический строи, вы­деленные на основе имущественных отношений, а по технологи­ческой «оси» – доиндустриальное, индустриальное и постинду­стриальное общества. Отношения между этими двумя последова­тельностями зависят от направления «вращения» осей.

<…> В моем представлении, общество выступает совокупностью трех сфер: технико-экономической системы, политического строя и культуры. Я не отношусь к технологическим детерминистам (в том смысле, в каком К.Маркс был экономическим детерминистом). Разумеется, технико-экономическая система оказывает воздей­ствие на другие сферы общества, но она не определяет их. Поли­тика относительно автономна, а культура – исторична. Указан­ные три области отличаются друг от друга и по характеру пре­терпеваемых ими изменений. Концепция постиндустриального общества имеет отношение прежде всего к технико-экономичес­кой сфере, влияние которой на другие стороны жизни огромно. <…>

 

ТРАНСФОРМАЦИЯ ТЕХНОЛОГИИ

 

<…> Если мы хотим понять, что такое современное общество и каким образом оно превратилось за последние 200 лет из индус­триального в постиндустриальное, мы должны разобраться в эво­люции техники, и прежде всего в том, как машинная технология уступила место интеллектуальной. В следующем разделе моего нового предисловия я попытаюсь показать, какими путями шла эта трансформация.

Сегодня кривая технического прогресса круто пошла вверх, и это говорит о том, что мы переживаем третью по счету все­мирную технологическую революцию. Пройдя стадию изобре­тательства и новаторства, мы вступили в самую важную эпо­ху – период массового распространения и внедрения новых технологий. Их темпы в разных странах будут зависеть от эко­номического положения и политической стабильности, но этот процесс уже не обратить вспять, а по своим последствиям он может превзойти даже две предыдущие технологические рево­люции, которые преобразили в свое время Запад, а ныне, с рас­ширением масштабов цивилизации, меняют жизнь и в других частях света.

Заметьте: я провожу различие между технологической рево­люцией и её социально-экономическими последствиями. Термин, принятый ранее, – промышленная революция – не отражает двух явлений: внедрения паровой тяги как новой формы энер­гии и создания заводов, где эта энергия приводила в движение машины с целью производства товаров. Причина такого разгра­ничения состоит в том, что не существует какого-то одного предопределенного способа применения новой техники. Техноло­гии могут решать самые разные задачи, выбор которых опреде­ляется социальной необходимостью. <…>

В этом разделе я попытаюсь выявить наиболее характерные черты третьей технологической революции, наметить рамки, в которых она будет преобразовывать базовые социальные струк­туры, и рассказать о выборе путей дальнейшего развития.

Любое деление исторических процессов на периоды и этапы достаточно произвольно, однако при оценке технологических прорывов и их последствий можно по праву говорить о трех ре­волюционных изменениях, происшедших на Западе за последние два с лишним столетия.

Более двухсот лет назад была изобретена паровая машина, что ознаменовало собой первую технологическую революцию; это нововведение обычно связывается с именем Дж.Уатта. Расска­зывают, что еще в детстве он обратил внимание на то, что тяже­лая крышка стоявшего на плите чайника с кипящей водой под­прыгивала под воздействием пара. Это навело его на мысль заключить горячий пар в замкнутую емкость и использовать в качестве движущей силы. Значение этой по сути простой идеи трудно переоценить. <…>

Эта первая технологическая революция породила и нечто бо­лее важное – новую концепцию создания материальных благ, а именно – идею производительности, простую мысль о производ­стве большего количества продукции с меньшими капитальными затратами. В прежние эпохи богатство создавалось главным обра­зом посредством прямой эксплуатации, такой как рабство, обло­жения десятиной, как при крепостничестве, путем грабежа и заво­еваний или с помощью политических рычагов, вроде откупа нало­гов и т.д. Впервые появилось мирное средство приумножения бо­гатства, которое предполагает не сосредоточение благ в руках немногих за счет обнищания остальных, а позволяет всем повышать свой материальный уровень, пусть и в разной степени. Именно решительный разрыв с традицией сулил новый способ производ­ства. Именно такую перспективу открывала технология.

Вторая технологическая революция, свершившаяся около ста лет назад, характеризуется достижениями в двух областях: электричества и химии. Электричество являет собой новый, более со­вершенный вид энергии, которую, в отличие от пара, можно пере­давать на сотни миль. Это открыло перспективу новых форм де­централизации производства, что было невозможно в условиях, когда машины в целях минимизации потерь паровой энергии груп­пировались на фабрике. Электричество дало также новый источ­ник света, изменивший ночной и дневной ритм человеческой жиз­ни. Оно позволило нам передавать кодированные сообщения по проводам и трансформировать голос в электрические сигналы, что обусловило появление радио и телефона. Химия впервые дала воз­можность создавать синтетические материалы – от красителей до пластмассы, от тканей до винилов, – которых не существует в природе.

Сегодня разворачивается третья технологическая революция. Размышляя о происходящих переменах, мы неизбежно представ­ляем себе некоторые предметы и способы их использования: ком­пьютеры, средства телекоммуникации и тому подобное. Но опе­рировать этими категориями – значит путать технические сред­ства с лежащими в их основе процессами, без которых немысли­мо понимание новой революции. Лишь выявив эти подспудные движения, мы можем «отслеживать» огромное количество пере­мен, которые могут произойти в социо-экономической и полити­ческой структурах. В основе третьей технологической револю­ции лежат четыре новации, каждую из которых я постараюсь кратко охарактеризовать:

1. Замена механических, электрических и электромеханиче­ских систем на электронные. Машины индустриального обще­ства были механическими агрегатами, приводившимися в дей­ствие сначала паром, а затем электричеством. Механические эле­менты все шире начинают заменяться электронными системами. Изначально телефонный аппарат представлял собой некий набор механических частей (например, диск набора цифр), посредством которых голосовой сигнал преобразовывался в электрический. Се­годня телефон стал полностью электронным. Печатание представляло собой процесс механического получения оттисков путем пе­реноса краски с печатной формы на бумагу; сегодня в этом про­цессе стала использоваться электроника. То же самое относится к телевидению, где применяются полупроводники. <…>

2. Миниатюризация. Одна из самых примечательных пере­мен – сокращение размеров элементов, проводящих электриче­ство или переключающих электрические импульсы. Ранее в ходу были вакуумные трубки, каждая высотой в два-три дюйма. От­крытие транзисторов сродни открытию энергии пара, посколь­ку представляет собой качественное изменение возможностей изготовления микропроцессоров, выполняющих сотни различ­ных функций – контроля, регулирования, управления и запо­минания. <…>

3. Преобразование в цифровую форму. В новой технологии информация представлена в виде цифр. Цифры дискретны по отношению друг к другу и не являются непрерывными перемен­ными. Телефон, например, есть аналоговая система, поскольку звук распространяется в виде волн. Благодаря цифровому пере­ключению он может быть приспособлен к бинарным системам.

Это применяется, например, в звукозаписи. Третья технологи­ческая революция связана, таким образом, с преобразованием всех предыдущих систем в цифровую форму.

4. Программное обеспечение. В старых компьютерах операци­онные системы вводились в машину, в результате чего для пользо­вания ею нужно было овладеть языком программирования, та­ким, например, как Кобол или Фортран, или более специализиро­ванными языками – Паскаль или Лисп. Программное обеспече­ние, представляющее собой независимую программу, дает воз­можность пользователю быстро решать разные задачи. При рас­пределенной обработке программное обеспечение, управляющее работой данного компьютерного терминала, действует независи­мо от программ других терминалов или центрального процессо­ра. Персональные компьютеры могут иметь специальное программ­ное обеспечение – например, для финансового анализа или по­иска информации; это приспосабливает систему к нуждам по­требителя, и компьютер становится «дружественным» по отно­шению к своему пользователю. <…>

Важнейшая характеристика новой технологии заключается в том, что она затрагивает не отдельную область (что подразуме­вает термин «высокие технологии»), а самые разные аспекты жизни общества и преобразует все старые отношения.

Индустриальная революция открыла эпоху моторов, и мы принимаем это как данность. Мы сталкиваемся с моторами по­всюду – от автомобилей и судов до электростанков и бытовой техники (вплоть до электрических зубных щеток и ножей для разделки мяса); причем многие из них обходятся мощностью менее лошадиной силы – есть моторы в половину и четверть лошади­ной силы. Точно так же в грядущие десятилетия все «заполонят» компьютеры – не только крупные, но и «одночиповые» микро­компьютеры, изменяющие даже наши дома. Автомобили, быто­вая техника, различные приборы и все прочее будет приводиться в действие микрокомпьютерами, имеющими быстродействие до десяти миллионов команд в секунду.

Очертания многочисленных перемен уже различимы. Ста­рые отличия в средствах связи между телефоном (голос), теле­визором (образ), компьютером (информация) и текстом (фак­симиле) уходят в прошлое, они физически связываются между собой цифровым преобразованием и становятся совместимыми как единый блок телетрансмиссии. Введение компьютерного дизайна и моделирования революционизировало инженерное дело и архитектурную практику. Компьютеры и роботы прихо­дят в заводские цеха. Они стали незаменимы в делопроизвод­стве, учете, календарном планировании и других аспектах уп­равления на предприятиях, в больницах, университетах, коро­че – в любых организациях. Базы данных и системы поиска информации преобразовали процесс ситуационного анализа и вообще всю интеллектуальную деятельность. По мере того, как цифровые устройства начинают программировать бытовую тех­нику и управлять ею, преображается домашнее хозяйство. Ком­пьютеры, подключенные к телеэкрану, изменяют способы общения людей, методы совершения деловых операций, получения и обработки информации.

Задача заключается не в том, чтобы просто описывать не­скончаемый ряд перемен, а в том, чтобы разумно упорядочить их и таким образом создать некий аналитический базис, опираю­щийся на социологическую науку. В следующих разделах я пред­лагаю читателю ряд общественных «рамочных конструкций», или матриц, которые, быть может, позволят увидеть, как в существу­ющих социальных структурах возникает потребность перемен и как они могут произойти. Я хочу повторить высказанное выше предупреждение: технология не задает социальные изменения, она лишь предоставляет для этого возможности и инструменты. Как они будут использованы – предмет общественного выбора. Рамки, которые я далее обозначаю, указывают на те «области», в которых могут произойти соответствующие перемены.

 

ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО

 

Постиндустриальное общество, как я доказываю в этой книге, не является проекцией или экстраполяцией современных тенденций западного общества; это новый принцип социально-технологи­ческой организации и новый образ жизни, вытесняющий индус­триальную систему, точно так же, как она сама вытеснила когда-то аграрную. В первую очередь, оно воплощается в утрате про­мышленностью, организованной на основе стандартизации и мас­сового производства, своей центральной роли. Это не означает, что производство товаров прекратится; ведь производство про­дуктов земледелия в западном мире продолжается и сегодня (при­чем продовольствия производится больше, чем когда бы то ни было ранее). Прежде всего понятие «постиндустриальное обще­ство» представляет собой не эмпирическое описание, а «теоре­тическое построение», позволяющее увидеть главное в новых социальных формах. Постиндустриальные тенденции не заменяют прежние социальные формы как некие «стадии» общественного развития. Они часто сосуществуют (как порой сосуществуют на пергаменте старые полустертые письмена и нанесенные поверх них новые), усложняя общество и природу его социальной струк­туры.

Мир можно представить себе разделенным на три типа со­циальной организации. Первый из них – доиндустриальный. Это прежде всего добывающие виды хозяйственной деятельно­сти, земледелие, извлечение полезных ископаемых, рыболовство, заготовка леса. До сих пор это удел большей части стран Афри­ки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, где этими ви­дами хозяйственной деятельности занято 60 или более процен­тов рабочей силы. Я определяю это в целом как «взаимодей­ствие человека с природой», которое подвержено капризам по­годы и усложняется вследствие истощения почв, исчерпания лесных ресурсов и более высокой себестоимости добычи мине­ралов и руд.

Второй тип социальной организации – индустриальный. Это фабричное хозяйство, основанное на приложении энергии к ма­шинам для массового производства товаров. К индустриальному типу относятся страны, расположенные на берегах Атлантики: Западная Европа, Соединенные Штаты и далее – Советский Союз и Япония. Труд здесь представляет собой взаимодействие с искус­ственной природой: соединение людей с машинами, организация ритмичной работы с высочайшей степенью координации.

Третий тип – постиндустриальное общество. Это деятель­ность, связанная в первую очередь с обработкой данных, управ­лением и информацией. Это образ жизни, который во все возра­стающей степени сводится к «взаимодействию людей друг с дру­гом». Еще более важно то, что возникает новый принцип обнов­ления, прежде всего знаний в их отношении к технологии.

Попробую обрисовать некоторые отличительные черты постин­дустриального общества. Прежде всего, это общество, основан­ное на услугах. Сегодня в Соединенных Штатах более 70 про­центов рабочей силы занято в сфере обслуживания. Однако «ус­луги» – термин довольно расплывчатый и в экономическом смыс­ле «бесформенный», поскольку используется главным образом как «остаточное» понятие.

Услуги играют важную роль в любом обществе. В доиндустриальных условиях это главным образом домашние или личные услуги. В такой стране, как Индия, большинство людей с соот­ветствующим среднему классу доходом имеют одного или двух слуг, потому что очень многим попросту нужны пропитание и крыша над головой. Заметим, что в Англии до 1870 года самой крупной по численности профессиональной группой была имен­но домашняя прислуга.

В индустриальном обществе услуги – это вспомогательная по отношению к производству деятельность: коммунальные служ­бы, транспорт (включая гаражи и ремонтные мастерские), сфера финансов и управление недвижимостью.

В постиндустриальном обществе получают широкое распрост­ранение новые виды услуг. Это гуманитарные – образование, здра­воохранение, социальные службы, и профессиональные услу­ги – анализ и планирование, дизайн, программирование и т.д. В представлениях классической экономики (включая марксизм), ус­луги считались непроизводительной деятельностью, поскольку бо­гатство ассоциировалось с товарами, а адвокаты, священнослужи­тели, парикмахеры или официанты не приумножали националь­ное богатство. Но, разумеется, образование и здравоохранение повышают способности людей и способствуют укреплению здоровья населения, а профессиональные услуги (например, линейное программирование в организации производства или новые типы планирования труда и социальных взаимодействий) обеспечива­ют повышение производительности предприятия и общества в целом. Расширение постиндустриального сектора требует, чтобы как можно больше людей имели высшее образование, получили навыки абстрактно-концептуального мышления и овладели техни­ческими и буквенно-цифровыми приемами. <…>

Решающая перемена – то, что я называю осевым принципом организации, – это перемена в характере знаний. Любое обще­ство существует на основе знаний. Истоки их уходят в далекое прошлое, теряясь в дали времен, когда человеческие существа научились, пользуясь голосовыми связками гортани, воспроизво­дить звуки общения птиц и животных и преобразовывать их в различимые вокабулы, способные соединяться и разделяться, выражать сложные понятия посредством осмысленных сигналов, закрепленных устной традицией. Создав алфавит, мы научились соединять идеографические знаки в тысячи слов, которые запи­сываются в стилизованной форме, с тем чтобы их смогли про­честь и по ним смогли учиться другие люди.

Радикально новым явлением сегодня стала кодификация тео­ретических знаний и та важная роль, которую она играет в созда­нии как новых знаний, так и в производстве товаров и услуг. В своем новаторском исследовании У.Нордхаус предложил анали­тическую схему, в рамках которой, по его словам, «различаются два вида знания – общее и техническое, причем это различие связано с полезностью знания в производстве либо нового знания, либо большего количества товаров». На более высоком уровне рас­полагается общее знание, предметом которого являются законы природы, свободные искусства и язык, знание, «не особенно по­лезное для решения конкретных задач производства товаров». На более низком уровне лежит техническое знание, к которому он относит компьютерные программы и инженерные формулы, необ­ходимые для производства товаров, но не информации.

Какое бы значение ни имело это различие для оценки изобре­тений и темпа технологических перемен, оно становится все более узким и даже вводит в заблуждение, если попытаться понять, ка­ким образом сегодня возникают новые технологии. Возьмем отно­шение технологических новшеств к науке в важнейших секторах индустриального общества. Рассматривая основные отрасли про­изводств, возникшие в то время и действующие до сих пор, – сталелитейную, электрическую, телефонную, радио и авиацион­ную, – мы видим, что все это «производства девятнадцатого века» (хотя сталь начали выплавлять еще в восемнадцатом столетии после открытия Дарби процесса коксования, а авиация появилась в двад­цатом веке благодаря братьям Райт), созданные «талантливыми механиками», людьми, прекрасно разбиравшимися в механизмах, но имевшими слабое представление о науке и не интересовавши­мися теоретическими проблемами своего времени.

<…> Т.Эдисон, один из величайших гениев изобретательства (он изобрел лампу накаливания, фонограф и кино), был математически безграмо­тен, и его мало волновали работы Дж.К.Максвелла, который вы­вел уравнения электродинамики в результате теоретического обоб­щения электрических и магнитных явлений. <…> Точно так же и Г.Маркони, изобретатель беспроволочной связи, не был знаком с работами Герца о радиоволнах.

Теперь все неузнаваемо изменилось.

<…> пример – это революция в области физики твердо­го тела. С точки зрения классической теории современные кон­цепции физики твердого тела абсурдны и до некоторой степени далее немыслимы. Сдвиг в представлениях о материи восходит к 1912 году, когда Н.Бор создал модель атома водорода в виде ядра и вращающихся вокруг него электронов. Следующий шаг был сделан в 1927 году, когда Ф.Блох выдвинул гипотезу о кри­сталлической структуре материи, которая демонстрировала, как электроны в своем вращении «прыгают» с одной орбиты на дру­гую по мере убывания энергии. Эти «картинки» структуры ма­терии привели к открытию Бардином и Шокли в конце 1940-х годов транзистора и к революции в полупроводниковой техно­логии, послужившей основой для современной электроники и создания компьютера.

<…> Новации и изменения в «вещах» будут проис­ходить всегда, благодаря чему будут создаваться все новые изде­лия. Но основным принципом новаторства становятся фундамен­тальные прорывы в области теоретического знания <…>.

Ранее я говорил, что нужно различать технологические изме­нения (даже если они совершаются сейчас не только в машин­ной, но и в интеллектуальной технологии) и перемены в социаль­ной структуре. Первые, и я настаиваю на этом, не определяют вторые; они ставят вопросы, которые должны решать политичес­кие лидеры. Для исследования проблем, связанных с указанными переменами, потребовалась бы целая книга. Некоторые из них рассматриваются в двух следующих частях, посвященных изме­нениям в инфраструктуре (или социальной географии) общества, а также в сущности систем производства. Позволю себе кратко, в ограниченных рамках гипотетического анализа постиндустри­ального общества, поставить ряд вопросов.

1. Сужение традиционных секторов хозяйства – чему спо­собствует, в частности, растущая конкуренция со стороны стран Азии и Востока – поднимает вопрос о том, могут ли западные общества (все или некоторые) реорганизовать свою экономику и перейти к новым «высокотехнологичным» специальным произ­водствам с «высокой добавленной стоимостью» или же они пре­вратятся в «штабное хозяйство», поставляющее инвестиции и финансовые услуги остальному миру.

2. Важна и цена такого перехода. Осуществим ли он? И если да, то произойдет ли подобный переход под влиянием рыночных сил или же необходима специальная «промышленная политика»?

3. Реорганизация системы образования в целях расширения компьютерной грамотности населения, большая часть которого будет занята в постиндустриальных секторах экономики.

4. Характер труда. Если тип общества определяется характе­ром труда, то в социуме будущего «природа» и «вещи» в значи­тельной мере исчезнут из человеческой практики. Если все больше работников оказывается субъектами «взаимодействия между людь­ми», возникнет множество проблем, связанных со справедливо­стью и «сравнимой ценностью». Сущность служебной иерархии может быть поставлена под сомнение, потребуются новые формы участия в коллективной деятельности. Все это самым радикаль­ным образом изменит структуру организации, и мы сможем отка­заться от моделей армии, церкви и промышленного предприятия, которые до сегодняшнего дня доминировали в обществе.

 

СОЦИАЛЬНАЯ ГЕОГРАФИЯ И ИНФРАСТРУКТУРА

 

Исторически общество связывалось воедино тремя типами инфраструктуры. То были торговые пути и центры коммерческой деятельности, система размещения городов и связи между наро­дами. Первый тип включает транспорт: реки, дороги, каналы, а в современную эпоху – железные дороги, автострады и авиацию. Второй тип – это энергетическая система, куда входят гидро­станции, линии электропередач, нефтепроводы, газопроводы и тому подобное. Третий тип – средства связи: почтовая связь (перевозка почты по дорогам), затем телеграф (первый прорыв этой цепи), телефон, радио, а сегодня – целый арсенал новых технологий, от микроволн до спутников.

Старейшая система – транспорт. Строительство дорог и пос­ледующее развитие торговли покончили с прежней изолирован­ностью отдельных сегментов общества. Размещение человечес­ких поселений всегда тяготело к пересечению дорог, местам сли­яния рек и рукавам озер: торговцы могли остановиться здесь со своими товарами, фермеры – доставлять продовольствие, ремес­ленники оседали здесь, предлагая свои изделия и услуги; так воз­никали и росли города.

Водные пути имеют наибольшее значение в системе транс­порта. Это самый удобный способ транспортировки громоздких предметов; они огибают естественные преграды; приливы и от­ливы несут дополнительные возможности движения. Удивитель­но, что почти все крупные города в истекшем тысячелетии (кро­ме укрепленных пунктов в горах, возникших во времена круше­ния торговых связей и предназначенных для защиты от грабите­лей) стояли на воде – Рим на Тибре, Париж на Сене, Лондон на Темзе, не говоря уже о больших городах, расположенных на бе­регах крупных озер, морей и океанов.

В индустриальных обществах города и центры производства возникают в местах, где сочетаются водные пути и природные ресурсы. <…>

Теперь все это начинает меняться, индустриальное общество уступает свои позиции. Средства связи заменяют средства транс­порта в качестве главного средства общения людей и способа – совершения деловых операций.

При выборе места для городов вода и природные ресурсы ста­новятся менее существенными, особенно в связи с тем, что при новейших технологиях размеры промышленных предприятий уменьшаются. Более важным оказывается близость к универси­тетским и культурным центрам. <…>

Поскольку география больше не определяет затраты, а рас­стояние становится функцией не пространства, а времени, сто­имость времени и скорость связи получают решающее значение. С распространением мини- и микрокомпьютеров возможность загрузки баз данных и оперативной памяти в небольшие компь­ютеры (а также доступа к центральной ЭВМ) означает, что не­обходимость размещения предприятий в определенном месте уже не столь велика.

Все это относится и к среде обитания, и к рынку. Но что такое рынок? Опять-таки это место пересечения дорог и слия­ния рек, вокруг которого селятся люди, чтобы покупать и прода­вать свою продукцию. Раньше рынок был прежде всего особым местом. Наверное, этого больше не повторится. <…>

Сегодня мировая экономика связана воедино невиданными прежде способами; это влечет за собой расширение сфер рынка, умножение числа действующих лиц, увеличение скорости прове­дения деловых операций. Ключевой вопрос заключен в том, спо­собны ли старые институты и структуры справиться с этим неве­роятным объемом взаимодействий и взаимосвязей.

 

ВСТУПАЯ В ИНФОРМАЦИОННУЮ ЭРУ

 

По мере того, как мы приближаемся к концу двадцатого столе­тия, становится все более очевидным, что мы вступаем в инфор­мационную эру. Это означает не просто развитие существовав­ших ранее способов коммуникации, а вызывает к жизни новые принципы социальной и технологической организации <…> Новая информационная эра базируется не на механической тех­нике, а на «интеллектуальной технологии», что позволяет нам говорить о новом принципе общественной организации и соци­альных перемен. <…>

В двадцатом веке доминирующее положение заняли транспорт и связь. Транспорт – это прежде всего частные автомоби­ли, а также автобусы, грузовые машины и самолеты (и, в началь­ной стадии, аппараты, обеспечивающие полеты в космос, полет человека на Луну и создание космических станций на околозем­ной орбите). <…>

Связь – это радио, кино, телевидение и спутниковая связь. Коротковолновое радио позволяет людям посылать и принимать сообщения из любой точки земного шара. Кинематограф форми­рует основу для возникновения общей культуры, потому что люди смотрят одни и те же фильмы. Впервые в истории телевидение создало то, что греки некогда называли ойкуменой, – единое сообщество, или то, что М.Маклюэн, футуролог в области средств массовой информации, называл «глобальной деревней». <…>

Что же представляет собой информационная эра? Мы сейчас находимся лишь в самом ее начале, однако из опыта прошлого знаем, что нельзя в полной мере предсказать, какие сферы жизни общества будут затронуты переменами, и предвидеть вытекаю­щие из этого последствия, поскольку ученые постоянно разраба­тывают новые технологии, а предприниматели – находят новые способы их применения. <…>

Современные телекоммуникации основаны на двух принци­пах. Один из них был разработан в теоретической работе К.Шен­нона, участвовавшего в исследованиях, проводившихся Массачу­сетсским технологическим институтом и «Белл Телефоун Лабораториз». Им была вычислена пропускная способность каналов связи в зависимости от ширины полосы частот (существует раз­личная ширина полосы для телефонов, радио, телевидения и т.д.) и величины отношения «сигнал – шум» (т.е. ясности сигнала, не­сущего информацию, на фоне помех или даже интервала между сигналами); в результате оказалось возможно рассчитать коли­чество байтов, или единиц сообщения, передаваемых за определенную единицу времени. Это позволяет нам определить пропус­кную способность различных систем передачи данных.

Второй принцип – «объединение» различных систем связи (речь, текст, изображение и данные) в один канал. Речь, которая передается по телефонным каналам, представляет собой «анало­говый» сигнал, потому что звук – это волна. Изображение как на телевизионном экране, текст как при передаче факсимильных сообщений, или данные как в компьютере, являются «цифровыми» сигналами – то есть «импульсами» дискретных величин. Основной технологической задачей является преобразование всех аналоговых сигналов в цифровые, чтобы обеспечить их совмес­тимость и передачу по общему каналу. Аналогично при звукоза­писи на компакт-диски музыка или звук «оцифровываются», что увеличивает точность их передачи и позволяет усилить контроль со стороны звукоинженера.

Таковы определяемые технологией и вытекающие из теорети­ческого знания основы информационной эры.

 

РЕВОЛЮЦИЯ В ОБЛАСТИ МАТЕРИАЛОВ

 

Исторически природные ресурсы были основой существования любого общества. Англия – это остров, «лежащий» на угле. Ког­да были изобретены паровые насосы, появилась возможность легко откачивать воду из шахт, и шахтеры смогли проходить более глу­бокие его пласты. При наличии угля и железа можно варить сталь, и этим объяснялось первенство Англии в самом начале индустри­альной революции. Империализм – это государственная поли­тика, направленная на обеспечение страны природными ресурса­ми, а также рынками сбыта. Япония, которой в 1930-х годах по­требовался уголь, вторглась в Маньчжурию не только для того, чтобы создать надежную линию обороны на границе с Совет­ским Союзом, но также отчасти для того, чтобы обеспечить себе его бесперебойные поставки.

Сегодня положение дел меняется. Революция в области мате­риалов, основанная на понимании квантовой механики, означа­ет, что зависимость человека от природных ресурсов исчезла и, что не менее важно, можно производить абсолютно новые про­дукты, основанные на тех свойствах материалов, которые нам необходимы. Таким образом, никому больше не нужны просто олово, цинк или сталь, а лишь определенные их свойства – пла­стичность, растяжимость, проводимость, для чего разрабатыва­ются сплавы или искусственные материалы.

Основной принцип – это технологическая замена. Мы уже не боимся, что запасы каких-либо нужных нам материалов исто­щатся. Мы всегда можем найти им субститут, правда, за соответ­ствующую цену. Более двадцати лет назад Римский клуб получил всемирную известность, предсказав быстрое истощение полез­ных ископаемых.

<…> первым ресурсом, нехватка которого пред­сказывалась Римским клубом, оказалась медь, что стало резуль­татом роста спроса и сокращения ее запасов. Целый ряд нефтя­ных компаний, используя имевшиеся у них значительные денеж­ные средства, а также в порядке хеджирования, приобрели медные шахты. За короткий период цена на медь удвоилась. Однако в течение последних пятнадцати лет рынок оказался затоварен, и цены на медь снизились.

Если кто-нибудь задаст вопрос, где сегодня расположены са­мые большие в мире запасы меди, люди, сведущие в экономиче­ской географии, могут назвать Чили или Зимбабве. Однако наи­большие ее залежи могут, по всей вероятности, быть обнаруже­ны под фундаментами Нью-Йорка. Это – тонны медного прово­да, который быстро вытесняется волоконно-оптическим кабелем, изготавливаемым из стеклянных нитей. Его производство обхо­дится дешевле и требует меньших затрат энергии, а по пропуск­ной способности он в десять раз превосходит медный провод. Все телекоммуникационные компании мира заменяют медные кабели волоконно-оптическими. Поэтому медь более не является стратегическим товаром.

Не являются таковыми и большинство других металлов и про­чих видов минерального сырья. Во время второй мировой вой­ны существовали медные, каучуковые, оловянные и цинковые картели, которые контролировали стратегические природные ре­сурсы. Сегодня таких картелей больше нет <…>. Единственным оставшимся кар­телем является нефтяной, и то лишь в связи с дешевизной не­фти. Однако и ей есть альтернатива: это термические источни­ки, сланцы, ядерная и солнечная энергия, природный газ, мета­нол, этанол и даже угольный шлам. Но все это более дорогосто­ящие источники энергии, и в силу своей низкой цены и обилия на рынке нефть продолжает сохранять стратегическое преиму­щество.

<…> Применение удобре­ний и «зеленая революция» приблизили мир к самообеспеченнос­ти продуктами питания. В том же, что касается металлов и мине­рального сырья, таких, как медь и каучук, технологическая заме­на означает сокращение рынков для экспорта природных ресур­сов. В 1990 году стоимость экспорта из стран Африки, располо­женных южнее Сахары, составляла всего половину от ее стоимо­сти в 1980 году. А если вычесть из этого нефть, получаемую из Нигерии, показатель снизится до одной трети. Если в Африке не получат развитие постиндустриальные секторы экономики, ей гро­зят серьезные проблемы; между тем для этого нужны политиче­ская стабильность и широкое распространение образования – ус­ловия, которые позволили Западу достичь процветания.

 

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ

 

В течение двухсот лет существовала международная экономика, в которой несколько стран составляли «ядро», а остальные – «периферию». К первым относились в основном Великобрита­ния, Соединенные Штаты и, в какой-то мере, Германия и другие страны Западной Европы. Периферией оставались Азия, Латин­ская Америка и Африка. На передовые государства приходилась львиная доля промышленного производства. Страны периферии поставляли сырье, часть из них при этом оказывалась источни­ком эмиграции и дешевой рабочей силы, а другие представляли собой рынок сбыта готовой продукции. Существовало разделе­ние труда, в основе которого согласно экономической теории (хотя и измененной под давлением политических обстоятельств) лежала «сравнительная выгода», т.е. страны производили то, что они могли производить наилучшим образом, в зависимости от наличия у них ресурсов, технологий и квалифицированной рабо­чей силы. Великобритания была лидером в области текстильной промышленности, в производстве стали, кораблестроении и ма­шиностроении. Германия первенствовала на рынке электротова­ров и в химической промышленности. Соединенные Штаты были первыми в производстве автомобилей, сельском хозяйстве и добыче угля. Страны стремились «пробиться» в международную эко­номику, поднимаясь по ступенькам «технологической лестницы» (тема, на которой я более подробно остановлюсь ниже). Так, например, после второй мировой войны Япония начала мощно развивать кораблестроение и сталелитейную промышленность, и Великобритания утратила свои лидирующие позиции в этих от­раслях, прежде всего в производстве стали.

Глобальная экономика в корне отличается от международной. Это единая система хозяйства, объединение рынков капитала, валют и товаров, а также рост того, что я называю «рассредото­чением производства». Международная экономика безусловно продолжает существовать. Крупные компании и даже многона­циональные корпорации все еще располагаются преимуществен­но в одной стране и расцениваются как бастионы экономики дан­ного государства, хотя и осуществляют продажи по всему миру. Но они также с неизбежностью вовлекаются в глобальную эко­номику. <…>

Наиболее значительные перемены происходят на фондовых и валютных рынках. Границы между странами практически исчез­ли. Капитал направляется туда, где (при наличии политической стабильности) есть наибольшая отдача от инвестиций или) до­бавленной стоимости. Курсы обмена валют (за исключением не­больших различий при арбитраже) одинаковы на всех денежных рынках мира. Страны все больше утрачивают контроль над свои­ми национальными валютами, а обменные курсы все меньше за­висят от паритетной покупательной способности и все больше связаны с изменчивостью спекулятивных ожиданий, хеджирова­нием или игрой на разнице курсов. Банковские операции выпол­няются практически молниеносно. Менее чем через двадцать че­тыре часа после того, как Ирак напал на Кувейт, кувейтские бан­ки смогли переместить большую часть своих капиталов за грани­цу. Компьютерные и информационные сети становятся провод­никами и арбитрами на глобальных рынках капитала и валют.

Таким образом, мы наблюдаем «глобализацию» капитала, ва­лют, товаров и, во все большой степени, производства. Достиг­нем ли мы глобального общества? Наши вкусы в отношении сти­ля одежды и развлечений преимущественно формируются теле­видением. До недавнего времени во многих странах, например, в Великобритании, Франции, Италии и Японии, оно оставалось под контролем государственных монополий. К настоящему вре­мени все они сломлены. Появились не только независимые компании, но также глобальное телевидение, такое, как «Си Эн-Эн», спутниковое телевидение Руперта Мэрдока и другие. Важней­шим социологическим вопросом становится вопрос о том, смо­жем ли мы спасти национальную культуру, которая отличает одну страну от другой. Исчезает различие между «высокой» и «низкой» культурой. Английский язык становится главным в между­народном общении. <…>

В связи с этим возникают серьезные вопросы, касающиеся культуры и стиля жизни. Станем ли мы однородными? Что в таком случае произойдет с национальными традициями, коренящимися в языке, и с исторической культурой?

 

ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ ЛЕСТНИЦА

 

Постиндустриальная, или информационная, эра наступает в ре­зультате длинной цепи технологических перемен. Не все стра­ны – а к настоящему моменту лишь немногие – готовы к вступ­лению в нее. Если мы определим постиндустриальное общество как такое, где произошел сдвиг от промышленного производства к сфере услуг, то получится, что Великобритания, почти вся Запад­ная Европа, Соединенные Штаты и Япония вступили в постинду­стриальный век. Но если мы определим информационное обще­ство как такое, в котором существуют научный потенциал и спо­собность трансформировать научные знания в конечный продукт, называемый обычно «высокими технологиями», то можно сказать, что только Соединенные Штаты и Япония отвечают данному ус­ловию. Сколько еще стран смогут достичь их уровня? Существует так называемая «технологическая лестница», в соответствии с ко­торой можно составить схему сдвигов или изменений в экономике любой страны и которая включает следующие ступени:

1) ресурсная база: сельское хозяйство и горнодобывающая промышленность;

2) легкая промышленность: текстильная, обувная и т.д.;

3) тяжелая промышленность: металлургия, судостроение, автомобилестроение, машиностроение;

4) «высокие технологии»: измерительные приборы, оптика, микроэлектроника, компьютеры, телекоммуникации;

5) отрасли, базирующиеся на научных достижениях будущего: на биотехнологии, материаловедении, космических исследо­ваниях и т.д.

Япония является прекрасным примером продвижения верх по технологической лестнице за последние пятьдесят лет. По мере того как после войны позиции, занятые ею в легкой промышлен­ности, стали захватывать другие страны, в основном благодаря низкому уровню оплаты труда, Япония начала развивать стале­литейную отрасль и судостроение, отняв у Великобритании ли­дерство в обеих этих сферах. Однако то были отрасли промыш­ленности с высоким уровнем энергопотребления, и после нефтя­ного кризиса 1973 года Япония переориентировалась на оптику, микроэлектронику и автомобилестроение, используя новейшие производственные технологии.

В принципе существуют три условия, дающие странам воз­можность продвигаться вверх по технологической лестнице: по­литическая стабильность, которая позволяет инвесторам наде­яться на получение прибыли; наличие большого класса предпри­нимателей, инженеров, техников и квалифицированных рабочих, разрабатывающих и производящих товары; соответствующая система образования для подготовки грамотных специалистов, обладающих знаниями, необходимыми для применения новых технологий.

Много лет назад Р.Дор отмечал, что Япония и большинство стран Латинской Америки (Бразилия, Аргентина и т.д.) вошли в мировую экономику приблизительно в одно и то же время – более ста двадцати пяти лет тому назад. Однако Япония процве­тает, а Латинская Америка отстает в развитии в основном пото­му, что правящая элита, в особенности военные и класс крупных землевладельцев, противилась модернизации и продолжала эксп­луатировать крестьянство.

После революции 1917 года Советский Союз приступил к форсированной индустриализации, однако сделал это методами «командной экономики», и процесс шел успешно до тех пор, пока перед промышленностью стояли достаточно простые зада­чи. В последующие годы она стала терпеть серьезные неудачи, так как не были использованы рыночные механизмы и система «подсчета прибыли», помогающие определить степень эффек­тивности использования ресурсов. Россия сегодня располагает огромными природными богатствами (ее запасы нефти и газа самые большие в мире и даже превосходят запасы стран Ближ­него Востока, однако их разработка является дорогостоящей в связи с низким уровнем используемых технологий), а также огромным числом образованных инженеров и техников. Если бы она достигла внутренней стабильности и избежала разори­тельных этнических конфликтов и гражданских войн, она была бы готова вступить в постиндустриальный век раньше, чем любая другая страна.

Европа, в особенности Германия, имеет мощную промыш­ленную базу, но остается привязанной к ней из-за больших объе­мов капиталовложений и высокого уровня заработной платы. Основой германского экспорта, например, является продукция машиностроения, автомобилестроения, промышленной электро­ники и смежных отраслей. В важнейших же сферах «высоких технологий», таких, например, как полупроводники, более 85% мирового производства приходится на Соединенные Штаты и Японию.

Сохранится ли такое положение и в XXI веке? Это зависит от природы конечного продукта и его «жизненного цикла». В отраслях, где производство стандартизировано, где его легко можно наладить, а уровень расходов на заработную плату стано­вится решающим фактором, страны, обладающие возможностя­ми производить подобную продукцию, постараются занять со­ответствующую нишу. Что касается текстильной промышленно­сти, то сначала Япония вытеснила Соединенные Штаты, а затем, в свою очередь, была вытеснена Гонконгом. Корея сумела отвое­вать у Японии позиции, которые та занимала в сталелитейной промышленности и судостроении. В настоящее время она стре­мится потеснить Японию в области электроники и автомобиле­строения, к чему, впрочем, стремятся и многие другие страны Азии, в частности Китай.

Как могут защитить себя развитые государства? Одним из способов является увеличение производительности труда с целью снижения затрат на производство внутри страны. Таков тра­диционный метод, который, однако, имеет свои ограничения. Другой путь – переход к развитию специализированных сег­ментов промышленности, производящих продукцию с высокой добавленной стоимостью. Именно это и произошло в текстильной индустрии, где Япония и Италия, для того чтобы добиться успеха на рынке, начали осваивать выпуск сверхмодной высоко­качественной одежды (например, Иссэй Мияки, Хана Мораэ и т.д.).

Между тем для облегчения понимания этих процессов необ­ходимо начертить «траектории» технологических изменений в различных государствах, чтобы выяснить, каково положение этих стран в мировой экономике и как меняется рыночная ситуация.

 

1. Основное направление перемен:

 

Трансформирующие

Технологии

 

Развивающие

технологии

Ниши

 

Телефон

Учрежденческие АТС

 

Сотовые телефоны

Компьютер

Программные приложения

Локальные вычислительные сети

Сетевые компьютеры

 

<…> Я провожу различие между «трансформирующими технологи­ями», «развивающими технологиями» и «нишами». Телефон – это трансформирующая технология. Он полностью изменяет спо­соб нашего общения друг с другом. Он «ломает» понятие про­странства и времени, делая возможной непосредственную двусто­роннюю речевую связь. Сотовый телефон – это развивающая тех­нология. В отличие от традиционного телефона он является бес­проводным и способствует большей мобильности, облегчая связь между людьми. В последние шесть лет главным рынком в области телефонной связи был рынок сотовых телефонов. Ниши – это особая область. Учрежденческие АТС позволяют создать полно­ценную внутреннюю систему телефонной связи в рамках компа­нии путем использования общего номера (обычно трехзначного или четырехзначного) для любого телефона внутри компании, уни­верситета или организации и т.д. Иными словами, это вспомога­тельное устройство. ЛВС – локальные вычислительные сети – позволяют организовать коллективный доступ внутри географи­ческого района.

Целью всего сказанного выше является не просто определе­ние различных аспектов какой-либо технологии, но также воз­можность проследить ее развитие и показать, что на время ниши превращаются в способ защиты своего рынка от конкурентов в силу специализированной природы самой ниши.

То же самое происходит и с компьютерами. Компьютер был трансформирующей технологией. Компьютерные сети представ­ляют собой ее развитие, поскольку они связывают компьютеры между собой. Программные приложения, такие, например, как электронные финансовые ведомости, – это ниши. Таким обра­зом, вновь прослеживается маршрут изменений.

 

2. Способы развития:

 

Изобретение                           Нововведение                          Распространение

 

На основе                                Организационно                     Определяется рынком

научных открытий                 адаптируемо

 

Развитие технологий происходит самыми разными путями. Здесь также необходимо выявить различия между процессами, для того чтобы понять закономерности изменений. Технологии создаются на основе научных открытий. Это означает, что за­частую они являются логическим завершением определенной про­граммы. Однако часто после сообщения о создании новой тех­нологии люди думают, что ей тут же найдется практическое при­менение. Но изменения не происходят подобным образом. Изоб­ретение должно вписаться в общую структуру продукции, необ­ходимо также найти способ применения его отдельными орга­низациями. Именно это составляет смысл нововведения, кото­рое, таким образом, определяется способностью организаций или компаний использовать изобретение. При этом распространение – это совершенно иной процесс. Распространение, будь то телевизоры, видеомагнитофоны или плейеры, зависит от мар­кетинга – ряда мер, необходимых для того, чтобы убедить людей – бизнесменов и частных лиц – совершить покупку. <…>

 

3. Жизненный цикл технологии:

 

Разработка изделия                 Создание изделия                 Распределение

 

I. Основывается на                   I. Стандартизация                I. Искусство проведения

научных открытиях                                                                 маркетинга

II. Роль                                      II. Уровень расходов на      

предпринимателя                     заработную плату                II. Временные рамки

 

Как и разработка изделия, его жизненный цикл разделен на четко различимые этапы. Первым из них, естественно, является изобретение. В индустриальный век новые продукты создавались теми, кого я называю «талантливыми механиками» – людьми, работавшими методом проб и ошибок и мало знавшими о зако­нах науки. Так, Т.Эдисон, величайший изобретатель конца де­вятнадцатого столетия, творец электрической лампочки, фоног­рафа и кинематографа, практически ничего не знал об исследо­ваниях электромагнитного поля Максвелла и Фарадея. Однако в информационную эру изобретения являются продолжением про­грамм развития теоретического знания. Как я уже отмечал в слу­чае с транзистором и микрочипом, они стали результатом приме­нения физики твердого тела.

 

УПРАВЛЕНИЕ ВРЕМЕНЕМ

 

В товаропроизводящем, или промышленном, обществе ключевой проблемой для бизнеса было управление товарными запасами. Если они слишком велики, компании приходится «авансировать» произведенные расходы и оплачивать «срок хранения» произве­денных в избытке продуктов. Если же запасы незначительны, то при возникновении спроса фирма несет потери из-за того, что покупатели не хотят ждать, а конкуренты успевают предложить аналогичный товар. Управление товарными запасами – это ре­шающий фактор получения прибыли.

В информационном обществе основной проблемой становится управление временем. Люди живут согласно суточному ритму, а в сутках всего лишь двадцать четыре часа. Через земной шар протянулись временные зоны, которые определяются движени­ем Солнца. Традиционно жизнь большинства людей подчиня­лась ритму сельскохозяйственных работ, они вставали с восхо­дом и ложились спать с заходом солнца. Изобретение искусст­венного освещения изменило наши понятия о дне и ночи. Во всем мире информация передается, а операции проводятся в «реальном времени» – странное слово, как будто раньше время было нереальным, – означающем всего лишь то, что информа­ция передается практически мгновенно, поэтому, разговаривая из Токио с Бостоном по телефону, мы слышим друг друга одно­временно. Теперь появилась еще и «виртуальная реальность», а это означает, что мы снимаем границы пространства и можем с помощью «моделирующего устройства» войти в трехмерное про­странство и перемещаться в нем, словно мы передвигаемся по небу, совершать прогулки в космосе или посещать космические станции или пещеры так, как будто мы действительно находим­ся «там».

Разрушение представлений о пространстве и времени, о сис­теме координат, в соответствии с которой мы организовывали реальность, – это один из важнейших шагов вперед в направле­нии информационного общества.

Но все это трансформируется в ряд практических проблем и реальных продуктов. Если около двадцати или более лет назад вы хотели посмотреть передачу, транслировавшуюся той или иной станцией, необходимо было приходить «вовремя», иначе вы про­пускали ее. <…> Однако с изобретением видеомагнитофона стало возможным записать программу и просмотреть ее в «своем» времени или, например, взять музыкальную запись и прослушать ее, когда захочется. <…>

Много лет тому назад, если кто-то хотел получить свои день­ги, необходимо было отправиться в банк, причем в те часы, когда он был открыт, и снять их со счета. С изобретением банкоматов стало возможным получать наличные в любом месте, где имеется подобная машина, даже за тысячи миль от дома, поскольку вся необходимая для этого информация хранится централизованно, а операция проводится с помощью электроники.

Совсем недавно произошло важнейшее событие в области коммуникации между людьми – появилась электронная почта. Старая почтовая система перестала отвечать современным тре­бованиям, к тому же она требует использования человеческого труда для сбора, перевозки и доставки почты. <…>

Тем самым управление и реорганизация времени становятся во всем своем многообразии новой сферой применения элект­ронных приборов в информационном обществе.

 

ПРОБЛЕМА МАСШТАБА

 

<…> Сегодня часто говорят о том, что наше время – это век уско­ряющихся перемен. Должен признаться: я не понимаю, что это значит на самом деле. Если мы проанализируем данную концеп­цию, то обнаружим, что у нее нет границ и смысла. Говорить о переменах как таковых бессмысленно, ибо остается вопрос – перемены в чем? Говорить о том, что «все» меняется – вряд ли это прояснит ситуацию. А уж если мы рассуждаем о темпах, об их увеличении, то само это слово подразумевает использование единиц измерения. Но что же измеряется?

Определенное представление о происходящем можно полу­чить, если применить концепцию масштаба. Изменение масшта­ба того или иного объекта – это и есть изменение его формы. Метафорически говоря, мы приходим к сформулированному еще Галилеем закону квадрата-куба: если вы удваиваете размеры пред­мета, то вы утраиваете его объем. Из этого вытекает вопрос о форме и пропорциях. Университет с пятьюдесятью тысячами сту­дентов может продолжать носить то же название, что и тридцать лет назад, когда в нем было пять тысяч студентов, однако изме­нение количественного состава требует изменения структуры орга­низации. Это относится также и к социальным образованиям.

Что действительно меняется в результате информационной революции – так это масштаб человеческой деятельности. Учи­тывая природу коммуникаций в «реальном времени», мы впер­вые создаем взаимозависимую международную экономику, для которой характерна большая нестабильность, причем изменения величин одних переменных, а также шоковые потрясения или возмущения в отдельных элементах немедленно отражаются на всех остальных.

<…> Общества разумно функционируют тогда, когда существует соответствие масштабов экономической дея­тельности и социальных элементов, организации политического и административного управления. Однако на самом деле все чаще наблюдается их несовпадение. Как я уже отмечал в своей работе много лет назад, национальное государство стало слишком мало для решения крупных проблем и слишком велико для решения мелких. Оно со своими политическими методами уже не может справиться с нарастающей лавиной проблем международной эко­номики (координация мер с помощью встреч на высшем уровне по экономическим вопросам становится пустой формальностью), но в то же время концентрация политических решений в бюро­кратическом центре мешает инициативе находящихся под его кон­тролем местных и региональных властей. В этом смысле, если в постиндустриальном обществе и существует одна главная социо­логическая проблема – прежде всего в области управления про­цессом перехода, – то это управление масштабом.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В последние годы в значительной степени благодаря книге Ф.Фукуямы распространилась вера в возможность «конца Истории». Я думаю, что тезис Ф.Фукуямы ошибочен. В словосочетании «конец Истории» беспорядочно перемешаны различные понятия, ему не хватает ясности. <…>

По мнению Ф.Фукуямы, «конец Истории» в более узком смыс­ле означает, что помимо идеи Демократии не существует других «универсалистских» идей, способных объединить народы. Одна­ко по мере того, как азиатские лидеры стремятся занять места на подмостках истории, нам говорят, что «азиатские ценности» от­личаются от «ценностей Запада» – точно так же, как в конце девятнадцатого столетия (а возможно, и сегодня) бытовало мне­ние о различиях ценностей славянского и западного миров. <…>

Но, с моей точки зрения, есть еще одно возражение против тезиса Ф.Фукуямы, а именно против того, что «конец Истории» означает конец гегельянско-марксистского представления о ли­нейном развитии единого мирового Разума по направлению к телосу объединенной социальной формы. Я полагаю, что это неправильное толкование природы общества и истории.

Как я уже отмечал ранее в данном предисловии, я считаю, что в обществе существуют три различные области, которые сопри­касаются друг с другом различным образом и развиваются, под­чиняясь различным историческим ритмам. Ими являются техни­ко-экономическая система, политический строй и сфера куль­туры.

Технико-экономическая сфера представляет собой систему, потому что все ее элементы взаимосвязаны и взаимозависимы и изменения в характере и величине одного влияют на состояние других. В этой области в основе изменений лежит четкий прин­цип замещения. Если какой-либо способ производства дешевле, лучше, более эффективен, чем другие, он сменяет их. Ключевыми терминами здесь становятся максимизация и оптимизация с це­лью достижения большей производительности.

Политический строй не является системой. Это свод правил, обычно формализованный в конституции, либо, в теократических государствах, – в священном писании или в традициях и ритуа­лах, регулирующих доступ к положению и власти, в соответствии с которыми производится отправление правосудия и обеспечи­вается безопасность; это порядок, поддерживаемый силой при­нуждения или согласия, а как правило – сочетанием того и дру­гого. Здесь изменения не подчиняются единому принципу, а осу­ществляются по мере чередования стоящих у власти групп и клас­сов, по мере формирования коалиций интересов.

Культурная сфера – это область значений: воображения, воплощенного в литературе и искусстве, нравственных и духов­ных понятий, кодифицированных в религиозных и философских учениях. Изменения в ней происходят под воздействием трех факторов: традиции, которая стоит на страже существующих порядков и определяет, что из нововведений принять, а что от­вергнуть, особенно там, где она облечена властью; имманентно­сти, которая выражается внутренним развитием формы, как, на­пример, сонатной формы в музыке или перспективизма и иллю­зионизма в изобразительном искусстве; и синкретизма, представ­ляющего собой широкое заимствование и смешение стилей и ар­тефактов, как, например, в спорте и массовой культуре.

Но поскольку культура – это прежде всего область значений, следует обратить внимание на один поразительный факт: незыб­лемость во времени великих исторических религий – буддизма, индуизма, конфуцианства, иудаизма, христианства, ислама. Ру­шились империи, менялись экономические системы, а постулаты исторических религий сегодня все так же узнаваемы по сути сво­ей: карма индуизма и буддизма, монотеизм иудаизма, распятие и евхаристия христианства, Коран и центральная роль фигуры Мохаммеда в исламе. Существует какая-то трансцендентальная сила в этих понятиях.

Если все это справедливо – а с моей точки зрения этот факт очевиден, – можно полагать, что история делится на четко опре­деленные и ограниченные периоды, каждый из которых качественно отличается от другого <…>.

Если «конца Истории» не предвидится, то, как я все же пола­гаю, можно говорить о завершении идеологической фазы исто­рии, что я доказывал в своей работе «Конец идеологии». Эта книга часто получала неправильное толкование. В ней вовсе не возвещался конец всех идеологий, если под идеологией мы пони­маем систему убеждений, которую горячо поддерживают отдель­ные индивидуумы и которая объединяет их ради общего дела. На самом деле я говорил о том, что в молодых государствах Африки и Азии создавались новые идеологии, такие, как панарабизм, «чер­ный и желтый расизм» и национализм. Я рассматривал особое историческое явление в развитии за­падного общества – завершение великого «исторического перехода», в русле которого происходили социальные движения и кипели страсти. На протяжении семнадцатого и восемнадцатого сто­летий не прекращались религиозные войны между протестантами и католиками, либо, как это было в Англии, война пуритан и сто­ронников движений левого крыла, таких, как общество «Пятая Монархия», за утверждение «Царства Господнего на Земле». Споры, которые велись в эту эпоху, ее язык и риторика имели религиозную окраску, прикрывавшую, однако, политические интересы. Великая Французская революция положила начало «войнам идео­логий», причем обсуждаемые темы и язык дискуссий были откры­то политическими, хотя и с религиозной подоплекой. Именно поэтому я назвал марксизм и его разновидность – ленинизм – «мирской религией», вслед за философами-веховцами (Н.Бердяе­вым, С.Франком) дореволюционного периода.

Я говорил о том, что этот «исторический переход» завершен, поскольку идеологии потерпели неудачу. Ярчайшим тому под­тверждением послужили крах Советского Союза и разочарова­ние в маоизме в Китае.

Сегодня мы вновь наблюдаем значительное обострение при­нявших политическую форму религиозных конфликтов – в Ира­не или Алжире (которые, по мнению радикалов, должны были проложить путь «прогрессивным революциям»), где политику формируют исламские фундаменталисты; или в республиках быв­шей Югославии, где сербы, хорваты и боснийские мусульмане вспоминают о коренящихся в глубокой древности противоречи­ях в качестве предлога для новых столкновений друг с другом.

Старые социальные структуры дают трещину, потому что политические масштабы не соответствуют масштабам хозяйствен­ной деятельности. В сфере экономики усиливается тенденция к интеграции, а в сфере политики идет обратный процесс. Созда­ние же новых политических образований, таких, как Европей­ский Союз, способных соответствовать экономическим задачам, идет слишком медленно.

В области верований и идеалов мы наблюдаем борьбу между наукой и свободной мыслью, с одной стороны, и политическим и религиозным авторитаризмом, с другой. Одним из основных «те­атров военных действий» будущего станет Китай, который, рас­полагая населением свыше одного миллиарда, может либо войти в число ведущих держав мира, либо потерпеть полный крах в случае, если не сможет создать социальные и политические струк­туры, которые соответствовали бы – географически и демогра­фически – размерам страны. <…>

Я уже говорил о том, что основные изменения в постиндустри­альном обществе происходят прежде всего в технико-экономичес­кой сфере. Однако тот факт, что постиндустриальные перемены, в отличие от всех предшествующих технологических изменений, связаны с кодификацией теоретического знания, делает науку от­личительный чертой этого общества. Исторически наука представляет собой силу, стремящуюся к свободе. Однако науке, как и мно­гим другим общественным институтам, грозит бюрократизация и даже подчинение политическим или корпоративным капиталисти­ческим интересам. Эта угроза стояла перед интеллектуальной и , культурной сферой на протяжении всей истории человечества. Как и много раз в периоды успеха и свершений, человечество надеет­ся, что вступив в постиндустриальную эпоху, оно сможет лучше распорядиться своим будущим. Но это возможно лишь в условиях свободы – свободы стремления к истине, в противовес тем, кто пытается поставить ее под свой контроль.

 

Белл Даниел. Грядущее постиндустриальное общество.

Опыт социального прогнозирования. М., 1999.

 

 

 

Наверх