Даниел БЕЛЛ
Грядущее постиндустриальное общество.
Опыт социального прогнозирования
|
||||||
Предисловие
к русскому изданию 1999 года Выход в
свет русского издания моей книги «Грядущее постиндустриальное общество» в
издательстве «Academia» – событие весьма для меня радостное.
Насколько мне известно, это не первый ее перевод на русский язык. <…> B конце 70-х
годов работа выходила в так называемой «Белой серии», выпускавшейся
Центральным комитетом Коммунистической партии. Книга не предназначалась для
широкого читателя, и найти ее можно было лишь в партийных институтах и
закрытых отделах крупных библиотек. В
Советском Союзе книга попала в эпицентр идеологического спора, так как в ней
усмотрели угрозу марксизму. <…> Я
подвергся нападкам советских идеологов, потому что они считали, что я –
антимарксист. Но я вовсе не антимарксист. Как может ученый-социолог быть
антимарксистом? Многое в марксистском анализе социальных и производственных
структур сохранило свое значение и вошло в современные теории, как и результаты
любых глубоких концептуальных обобщений. Я бы скорее назвал себя
постмарксистом, в том смысле, что я воспринял достаточно много марксистских
представлений о социуме. Как я уже когда-то писал, марксистский анализ дает
поразительно точную картину западного капиталистического общества в период
между 1950-м и 1970-м годами. <…> Именно
К.Маркс одним из первых дал достаточно полное описание капиталистического
процесса. Он выделил роль техники в перемещении рабочей силы как механизма
перемен. Он понимал, что процесс капиталистического производства автономен.
Но в области социологии К.Маркс потерпел неудачу. История человечества
рассматривалась им как история классовой борьбы, хотя в мире, где все
определяется погоней за новыми рынками и прибылью, политический процесс все
более становится историей международных конфликтов, столкновений геоэкономики
и геополитики (причем государство часто занимает оборонительную позицию в
отношении международных экономических сил). Так что К.Маркс был прав лишь
наполовину. <…> Проблема
заключается в том, что, по теории К.Маркса, такие категории, как общественные
отношения и технология, нераздельны; однако анализ изменений, которые с
течением времени претерпевает способ производства (например, при переходе от
рабовладельческого строя к феодализму и от феодализма к капитализму),
показывает, что между этими двумя категориями нет ярко выраженной или
последовательной связи. Поэтому я
предложил «разъединить» их и рассматривать как две логически независимые
исторические переменные. Так, по «оси» общественных отношений можно мысленно
расположить рабовладельческий, феодальный и капиталистический строи, выделенные
на основе имущественных отношений, а по технологической «оси» –
доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное общества. Отношения
между этими двумя последовательностями зависят от направления «вращения»
осей. <…>
В моем представлении, общество выступает совокупностью трех сфер:
технико-экономической системы, политического строя и культуры. Я не
отношусь к технологическим детерминистам (в том смысле, в каком К.Маркс
был экономическим детерминистом). Разумеется, технико-экономическая система
оказывает воздействие на другие сферы общества, но она не определяет их.
Политика относительно автономна, а культура – исторична. Указанные три
области отличаются друг от друга и по характеру претерпеваемых ими изменений.
Концепция постиндустриального общества имеет отношение прежде всего к
технико-экономической сфере, влияние которой на другие стороны жизни
огромно. <…> ТРАНСФОРМАЦИЯ
ТЕХНОЛОГИИ <…>
Если мы хотим понять, что такое современное общество и каким образом оно
превратилось за последние 200 лет из индустриального в постиндустриальное,
мы должны разобраться в эволюции техники, и прежде всего в том, как машинная
технология уступила место интеллектуальной. В следующем разделе моего нового
предисловия я попытаюсь показать, какими путями шла эта трансформация. Сегодня
кривая технического прогресса круто пошла вверх, и это говорит о том, что мы
переживаем третью по счету всемирную технологическую революцию. Пройдя
стадию изобретательства и новаторства, мы вступили в самую важную эпоху –
период массового распространения и внедрения новых технологий. Их темпы в
разных странах будут зависеть от экономического положения и политической
стабильности, но этот процесс уже не обратить вспять, а по своим последствиям
он может превзойти даже две предыдущие технологические революции, которые
преобразили в свое время Запад, а ныне, с расширением масштабов цивилизации,
меняют жизнь и в других частях света. Заметьте:
я провожу различие между технологической революцией и её социально-экономическими
последствиями. Термин, принятый ранее, – промышленная революция – не отражает
двух явлений: внедрения паровой тяги как новой формы энергии и создания заводов,
где эта энергия приводила в движение машины с целью производства товаров.
Причина такого разграничения состоит в том, что не существует какого-то
одного предопределенного способа применения новой техники. Технологии могут
решать самые разные задачи, выбор которых определяется социальной
необходимостью. <…> В этом
разделе я попытаюсь выявить наиболее характерные черты третьей технологической
революции, наметить рамки, в которых она будет преобразовывать базовые социальные
структуры, и рассказать о выборе путей дальнейшего развития. Любое
деление исторических процессов на периоды и этапы достаточно произвольно,
однако при оценке технологических прорывов и их последствий можно по праву
говорить о трех революционных изменениях, происшедших на Западе за последние
два с лишним столетия. Более
двухсот лет назад была изобретена паровая машина, что ознаменовало собой
первую технологическую революцию; это нововведение обычно связывается с
именем Дж.Уатта. Рассказывают, что еще в детстве он обратил внимание на то,
что тяжелая крышка стоявшего на плите чайника с кипящей водой подпрыгивала
под воздействием пара. Это навело его на мысль заключить горячий пар в
замкнутую емкость и использовать в качестве движущей силы. Значение этой по
сути простой идеи трудно переоценить. <…> Эта первая
технологическая революция породила и нечто более важное – новую концепцию
создания материальных благ, а именно – идею производительности, простую мысль
о производстве большего количества продукции с меньшими капитальными
затратами. В прежние эпохи богатство создавалось главным образом посредством
прямой эксплуатации, такой как рабство, обложения десятиной, как при
крепостничестве, путем грабежа и завоеваний или с помощью политических
рычагов, вроде откупа налогов и т.д. Впервые появилось мирное средство
приумножения богатства, которое предполагает не сосредоточение благ в руках
немногих за счет обнищания остальных, а позволяет всем повышать свой материальный
уровень, пусть и в разной степени. Именно решительный разрыв с традицией
сулил новый способ производства. Именно такую перспективу открывала технология. Вторая
технологическая революция, свершившаяся около ста лет назад, характеризуется
достижениями в двух областях: электричества и химии. Электричество являет
собой новый, более совершенный вид энергии, которую, в отличие от пара,
можно передавать на сотни миль. Это открыло перспективу новых форм децентрализации
производства, что было невозможно в условиях, когда машины в целях
минимизации потерь паровой энергии группировались на фабрике. Электричество
дало также новый источник света, изменивший ночной и дневной ритм
человеческой жизни. Оно позволило нам передавать кодированные сообщения по
проводам и трансформировать голос в электрические сигналы, что обусловило
появление радио и телефона. Химия впервые дала возможность создавать
синтетические материалы – от красителей до пластмассы, от тканей до винилов,
– которых не существует в природе. Сегодня
разворачивается третья технологическая революция. Размышляя о происходящих
переменах, мы неизбежно представляем себе некоторые предметы и способы их использования:
компьютеры, средства телекоммуникации и тому подобное. Но оперировать этими
категориями – значит путать технические средства с лежащими в их основе
процессами, без которых немыслимо понимание новой революции. Лишь выявив эти
подспудные движения, мы можем «отслеживать» огромное количество перемен,
которые могут произойти в социо-экономической и политической структурах. В
основе третьей технологической революции лежат четыре новации, каждую из
которых я постараюсь кратко охарактеризовать: 1. Замена
механических, электрических и электромеханических систем на электронные. Машины
индустриального общества были механическими агрегатами, приводившимися в действие
сначала паром, а затем электричеством. Механические элементы все шире начинают
заменяться электронными системами. Изначально телефонный аппарат представлял
собой некий набор механических частей (например, диск набора цифр),
посредством которых голосовой сигнал преобразовывался в электрический. Сегодня
телефон стал полностью электронным. Печатание представляло собой процесс
механического получения оттисков путем переноса краски с печатной формы на
бумагу; сегодня в этом процессе стала использоваться электроника. То же
самое относится к телевидению, где применяются полупроводники. <…> 2.
Миниатюризация. Одна из самых примечательных перемен – сокращение
размеров элементов, проводящих электричество или переключающих электрические
импульсы. Ранее в ходу были вакуумные трубки, каждая высотой в два-три дюйма.
Открытие транзисторов сродни открытию энергии пара, поскольку представляет
собой качественное изменение возможностей изготовления микропроцессоров,
выполняющих сотни различных функций – контроля, регулирования, управления и
запоминания. <…> 3. Преобразование
в цифровую форму. В новой технологии информация представлена в виде цифр.
Цифры дискретны по отношению друг к другу и не являются непрерывными переменными.
Телефон, например, есть аналоговая система, поскольку звук распространяется в
виде волн. Благодаря цифровому переключению он может быть приспособлен к
бинарным системам. Это
применяется, например, в звукозаписи. Третья технологическая революция
связана, таким образом, с преобразованием всех предыдущих систем в цифровую
форму. 4. Программное
обеспечение. В старых компьютерах операционные системы вводились в
машину, в результате чего для пользования ею нужно было овладеть языком
программирования, таким, например, как Кобол или Фортран, или более
специализированными языками – Паскаль или Лисп. Программное обеспечение,
представляющее собой независимую программу, дает возможность пользователю
быстро решать разные задачи. При распределенной обработке программное
обеспечение, управляющее работой данного компьютерного терминала, действует
независимо от программ других терминалов или центрального процессора.
Персональные компьютеры могут иметь специальное программное обеспечение –
например, для финансового анализа или поиска информации; это приспосабливает
систему к нуждам потребителя, и компьютер становится «дружественным» по отношению
к своему пользователю. <…> Важнейшая
характеристика новой технологии заключается в том, что она затрагивает не
отдельную область (что подразумевает термин «высокие технологии»), а самые
разные аспекты жизни общества и преобразует все старые отношения. Индустриальная
революция открыла эпоху моторов, и мы принимаем это как данность. Мы
сталкиваемся с моторами повсюду – от автомобилей и судов до электростанков и
бытовой техники (вплоть до электрических зубных щеток и ножей для разделки
мяса); причем многие из них обходятся мощностью менее лошадиной силы – есть
моторы в половину и четверть лошадиной силы. Точно так же в грядущие
десятилетия все «заполонят» компьютеры – не только крупные, но и
«одночиповые» микрокомпьютеры, изменяющие даже наши дома. Автомобили, бытовая
техника, различные приборы и все прочее будет приводиться в действие
микрокомпьютерами, имеющими быстродействие до десяти миллионов команд в
секунду. Очертания
многочисленных перемен уже различимы. Старые отличия в средствах связи между
телефоном (голос), телевизором (образ), компьютером (информация) и текстом
(факсимиле) уходят в прошлое, они физически связываются между собой цифровым
преобразованием и становятся совместимыми как единый блок телетрансмиссии.
Введение компьютерного дизайна и моделирования революционизировало инженерное
дело и архитектурную практику. Компьютеры и роботы приходят в заводские
цеха. Они стали незаменимы в делопроизводстве, учете, календарном
планировании и других аспектах управления на предприятиях, в больницах,
университетах, короче – в любых организациях. Базы данных и системы поиска
информации преобразовали процесс ситуационного анализа и вообще всю
интеллектуальную деятельность. По мере того, как цифровые устройства начинают
программировать бытовую технику и управлять ею, преображается домашнее
хозяйство. Компьютеры, подключенные к телеэкрану, изменяют способы общения
людей, методы совершения деловых операций, получения и обработки информации. Задача
заключается не в том, чтобы просто описывать нескончаемый ряд перемен, а в
том, чтобы разумно упорядочить их и таким образом создать некий аналитический
базис, опирающийся на социологическую науку. В следующих разделах я предлагаю
читателю ряд общественных «рамочных конструкций», или матриц, которые, быть
может, позволят увидеть, как в существующих социальных структурах возникает
потребность перемен и как они могут произойти. Я хочу повторить высказанное
выше предупреждение: технология не задает социальные изменения, она лишь
предоставляет для этого возможности и инструменты. Как они будут использованы
– предмет общественного выбора. Рамки, которые я далее обозначаю, указывают
на те «области», в которых могут произойти соответствующие перемены. ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ
ОБЩЕСТВО Постиндустриальное
общество, как я доказываю в этой книге, не является проекцией или
экстраполяцией современных тенденций западного общества; это новый принцип
социально-технологической организации и новый образ жизни, вытесняющий индустриальную
систему, точно так же, как она сама вытеснила когда-то аграрную. В первую
очередь, оно воплощается в утрате промышленностью, организованной на основе
стандартизации и массового производства, своей центральной роли. Это не
означает, что производство товаров прекратится; ведь производство продуктов
земледелия в западном мире продолжается и сегодня (причем продовольствия
производится больше, чем когда бы то ни было ранее). Прежде всего понятие
«постиндустриальное общество» представляет собой не эмпирическое описание, а
«теоретическое построение», позволяющее увидеть главное в новых социальных
формах. Постиндустриальные тенденции не заменяют прежние социальные формы как
некие «стадии» общественного развития. Они часто сосуществуют (как порой
сосуществуют на пергаменте старые полустертые письмена и нанесенные поверх
них новые), усложняя общество и природу его социальной структуры. Мир можно
представить себе разделенным на три типа социальной организации. Первый из
них – доиндустриальный. Это прежде всего добывающие виды хозяйственной деятельности,
земледелие, извлечение полезных ископаемых, рыболовство, заготовка леса. До
сих пор это удел большей части стран Африки, Латинской Америки и
Юго-Восточной Азии, где этими видами хозяйственной деятельности занято 60
или более процентов рабочей силы. Я определяю это в целом как «взаимодействие
человека с природой», которое подвержено капризам погоды и усложняется
вследствие истощения почв, исчерпания лесных ресурсов и более высокой
себестоимости добычи минералов и руд. Второй тип
социальной организации – индустриальный. Это фабричное хозяйство, основанное
на приложении энергии к машинам для массового производства товаров. К индустриальному
типу относятся страны, расположенные на берегах Атлантики: Западная Европа,
Соединенные Штаты и далее – Советский Союз и Япония. Труд здесь представляет
собой взаимодействие с искусственной природой: соединение людей с машинами,
организация ритмичной работы с высочайшей степенью координации. Третий тип
– постиндустриальное общество. Это деятельность, связанная в первую очередь
с обработкой данных, управлением и информацией. Это образ жизни, который во
все возрастающей степени сводится к «взаимодействию людей друг с другом».
Еще более важно то, что возникает новый принцип обновления, прежде всего
знаний в их отношении к технологии. Попробую
обрисовать некоторые отличительные черты постиндустриального общества.
Прежде всего, это общество, основанное на услугах. Сегодня в Соединенных
Штатах более 70 процентов рабочей силы занято в сфере обслуживания. Однако
«услуги» – термин довольно расплывчатый и в экономическом смысле
«бесформенный», поскольку используется главным образом как «остаточное»
понятие. Услуги
играют важную роль в любом обществе. В доиндустриальных условиях это главным
образом домашние или личные услуги. В такой стране, как Индия, большинство
людей с соответствующим среднему классу доходом имеют одного или двух слуг,
потому что очень многим попросту нужны пропитание и крыша над головой.
Заметим, что в Англии до 1870 года самой крупной по численности
профессиональной группой была именно домашняя прислуга. В
индустриальном обществе услуги – это вспомогательная по отношению к производству
деятельность: коммунальные службы, транспорт (включая гаражи и ремонтные мастерские),
сфера финансов и управление недвижимостью. В
постиндустриальном обществе получают широкое распространение новые виды услуг.
Это гуманитарные – образование, здравоохранение, социальные службы, и
профессиональные услуги – анализ и планирование, дизайн, программирование и
т.д. В представлениях классической экономики (включая марксизм), услуги
считались непроизводительной деятельностью, поскольку богатство
ассоциировалось с товарами, а адвокаты, священнослужители, парикмахеры или
официанты не приумножали национальное богатство. Но, разумеется, образование
и здравоохранение повышают способности людей и способствуют укреплению
здоровья населения, а профессиональные услуги (например, линейное программирование
в организации производства или новые типы планирования труда и социальных
взаимодействий) обеспечивают повышение производительности предприятия и общества
в целом. Расширение постиндустриального сектора требует, чтобы как можно
больше людей имели высшее образование, получили навыки абстрактно-концептуального
мышления и овладели техническими и буквенно-цифровыми приемами. <…> Решающая
перемена – то, что я называю осевым принципом организации, – это перемена в
характере знаний. Любое общество существует на основе знаний. Истоки их
уходят в далекое прошлое, теряясь в дали времен, когда человеческие существа
научились, пользуясь голосовыми связками гортани, воспроизводить звуки
общения птиц и животных и преобразовывать их в различимые вокабулы, способные
соединяться и разделяться, выражать сложные понятия посредством осмысленных
сигналов, закрепленных устной традицией. Создав алфавит, мы научились
соединять идеографические знаки в тысячи слов, которые записываются в
стилизованной форме, с тем чтобы их смогли прочесть и по ним смогли учиться
другие люди. Радикально
новым явлением сегодня стала кодификация теоретических знаний и та важная
роль, которую она играет в создании как новых знаний, так и в производстве
товаров и услуг. В своем новаторском исследовании У.Нордхаус предложил аналитическую
схему, в рамках которой, по его словам, «различаются два вида знания – общее
и техническое, причем это различие связано с полезностью знания в
производстве либо нового знания, либо большего количества товаров». На более
высоком уровне располагается общее знание, предметом которого являются
законы природы, свободные искусства и язык, знание, «не особенно полезное
для решения конкретных задач производства товаров». На более низком уровне
лежит техническое знание, к которому он относит компьютерные программы и инженерные
формулы, необходимые для производства товаров, но не информации. Какое бы
значение ни имело это различие для оценки изобретений и темпа технологических
перемен, оно становится все более узким и даже вводит в заблуждение, если попытаться
понять, каким образом сегодня возникают новые технологии. Возьмем отношение
технологических новшеств к науке в важнейших секторах индустриального
общества. Рассматривая основные отрасли производств, возникшие в то время и
действующие до сих пор, – сталелитейную, электрическую, телефонную, радио и
авиационную, – мы видим, что все это «производства девятнадцатого века»
(хотя сталь начали выплавлять еще в восемнадцатом столетии после открытия
Дарби процесса коксования, а авиация появилась в двадцатом веке благодаря
братьям Райт), созданные «талантливыми механиками», людьми, прекрасно
разбиравшимися в механизмах, но имевшими слабое представление о науке и не
интересовавшимися теоретическими проблемами своего времени. <…>
Т.Эдисон, один из величайших гениев изобретательства (он изобрел лампу накаливания,
фонограф и кино), был математически безграмотен, и его мало волновали работы
Дж.К.Максвелла, который вывел уравнения электродинамики в результате
теоретического обобщения электрических и магнитных явлений. <…> Точно
так же и Г.Маркони, изобретатель беспроволочной связи, не был знаком с
работами Герца о радиоволнах. Теперь все
неузнаваемо изменилось. <…> пример – это революция в области
физики твердого тела. С точки зрения классической теории современные концепции
физики твердого тела абсурдны и до некоторой степени далее немыслимы. Сдвиг в
представлениях о материи восходит к 1912 году, когда Н.Бор создал модель
атома водорода в виде ядра и вращающихся вокруг него электронов. Следующий
шаг был сделан в 1927 году, когда Ф.Блох выдвинул гипотезу о кристаллической
структуре материи, которая демонстрировала, как электроны в своем вращении
«прыгают» с одной орбиты на другую по мере убывания энергии. Эти «картинки»
структуры материи привели к открытию Бардином и Шокли в конце 1940-х годов
транзистора и к революции в полупроводниковой технологии, послужившей
основой для современной электроники и создания компьютера. <…>
Новации и изменения в «вещах» будут происходить всегда, благодаря чему будут
создаваться все новые изделия. Но основным принципом новаторства становятся
фундаментальные прорывы в области теоретического знания <…>. Ранее я
говорил, что нужно различать технологические изменения (даже если они совершаются
сейчас не только в машинной, но и в интеллектуальной технологии) и перемены
в социальной структуре. Первые, и я настаиваю на этом, не определяют вторые;
они ставят вопросы, которые должны решать политические лидеры. Для
исследования проблем, связанных с указанными переменами, потребовалась бы
целая книга. Некоторые из них рассматриваются в двух следующих частях,
посвященных изменениям в инфраструктуре (или социальной географии) общества,
а также в сущности систем производства. Позволю себе кратко, в ограниченных
рамках гипотетического анализа постиндустриального общества, поставить ряд
вопросов. 1. Сужение
традиционных секторов хозяйства – чему способствует, в частности, растущая
конкуренция со стороны стран Азии и Востока – поднимает вопрос о том, могут
ли западные общества (все или некоторые) реорганизовать свою экономику и
перейти к новым «высокотехнологичным» специальным производствам с «высокой
добавленной стоимостью» или же они превратятся в «штабное хозяйство»,
поставляющее инвестиции и финансовые услуги остальному миру. 2. Важна и
цена такого перехода. Осуществим ли он? И если да, то произойдет ли подобный
переход под влиянием рыночных сил или же необходима специальная «промышленная
политика»? 3.
Реорганизация системы образования в целях расширения компьютерной грамотности
населения, большая часть которого будет занята в постиндустриальных секторах
экономики. 4.
Характер труда. Если тип общества определяется характером труда, то в
социуме будущего «природа» и «вещи» в значительной мере исчезнут из человеческой
практики. Если все больше работников оказывается субъектами «взаимодействия
между людьми», возникнет множество проблем, связанных со справедливостью и
«сравнимой ценностью». Сущность служебной иерархии может быть поставлена под
сомнение, потребуются новые формы участия в коллективной деятельности. Все
это самым радикальным образом изменит структуру организации, и мы сможем
отказаться от моделей армии, церкви и промышленного предприятия, которые до
сегодняшнего дня доминировали в обществе. СОЦИАЛЬНАЯ
ГЕОГРАФИЯ И ИНФРАСТРУКТУРА Исторически
общество связывалось воедино тремя типами инфраструктуры. То были торговые
пути и центры коммерческой деятельности, система размещения городов и связи
между народами. Первый тип включает транспорт: реки, дороги, каналы, а в
современную эпоху – железные дороги, автострады и авиацию. Второй тип – это
энергетическая система, куда входят гидростанции, линии электропередач,
нефтепроводы, газопроводы и тому подобное. Третий тип – средства связи:
почтовая связь (перевозка почты по дорогам), затем телеграф (первый прорыв
этой цепи), телефон, радио, а сегодня – целый арсенал новых технологий, от
микроволн до спутников. Старейшая
система – транспорт. Строительство дорог и последующее развитие торговли
покончили с прежней изолированностью отдельных сегментов общества.
Размещение человеческих поселений всегда тяготело к пересечению дорог,
местам слияния рек и рукавам озер: торговцы могли остановиться здесь со
своими товарами, фермеры – доставлять продовольствие, ремесленники оседали
здесь, предлагая свои изделия и услуги; так возникали и росли города. Водные
пути имеют наибольшее значение в системе транспорта. Это самый удобный
способ транспортировки громоздких предметов; они огибают естественные
преграды; приливы и отливы несут дополнительные возможности движения.
Удивительно, что почти все крупные города в истекшем тысячелетии (кроме
укрепленных пунктов в горах, возникших во времена крушения торговых связей и
предназначенных для защиты от грабителей) стояли на воде – Рим на Тибре,
Париж на Сене, Лондон на Темзе, не говоря уже о больших городах,
расположенных на берегах крупных озер, морей и океанов. В
индустриальных обществах города и центры производства возникают в местах, где
сочетаются водные пути и природные ресурсы. <…> Теперь все
это начинает меняться, индустриальное общество уступает свои позиции.
Средства связи заменяют средства транспорта в качестве главного средства
общения людей и способа – совершения деловых операций. При выборе
места для городов вода и природные ресурсы становятся менее существенными,
особенно в связи с тем, что при новейших технологиях размеры промышленных
предприятий уменьшаются. Более важным оказывается близость к университетским
и культурным центрам. <…> Поскольку
география больше не определяет затраты, а расстояние становится функцией не
пространства, а времени, стоимость времени и скорость связи получают
решающее значение. С распространением мини- и микрокомпьютеров возможность
загрузки баз данных и оперативной памяти в небольшие компьютеры (а также
доступа к центральной ЭВМ) означает, что необходимость размещения
предприятий в определенном месте уже не столь велика. Все это
относится и к среде обитания, и к рынку. Но что такое рынок? Опять-таки это
место пересечения дорог и слияния рек, вокруг которого селятся люди, чтобы
покупать и продавать свою продукцию. Раньше рынок был прежде всего особым
местом. Наверное, этого больше не повторится. <…> Сегодня
мировая экономика связана воедино невиданными прежде способами; это влечет за
собой расширение сфер рынка, умножение числа действующих лиц, увеличение скорости
проведения деловых операций. Ключевой вопрос заключен в том, способны ли старые
институты и структуры справиться с этим невероятным объемом взаимодействий и
взаимосвязей. ВСТУПАЯ В
ИНФОРМАЦИОННУЮ ЭРУ По мере
того, как мы приближаемся к концу двадцатого столетия, становится все более
очевидным, что мы вступаем в информационную эру. Это означает не просто
развитие существовавших ранее способов коммуникации, а вызывает к жизни
новые принципы социальной и технологической организации <…>
Новая информационная эра базируется не на механической технике, а на
«интеллектуальной технологии», что позволяет нам говорить о новом принципе
общественной организации и социальных перемен. <…> В
двадцатом веке доминирующее положение заняли транспорт и связь. Транспорт –
это прежде всего частные автомобили, а также автобусы, грузовые машины и
самолеты (и, в начальной стадии, аппараты, обеспечивающие полеты в космос,
полет человека на Луну и создание космических станций на околоземной
орбите). <…> Связь –
это радио, кино, телевидение и спутниковая связь. Коротковолновое радио позволяет
людям посылать и принимать сообщения из любой точки земного шара. Кинематограф
формирует основу для возникновения общей культуры, потому что люди смотрят
одни и те же фильмы. Впервые в истории телевидение создало то, что греки
некогда называли ойкуменой, – единое сообщество, или то, что
М.Маклюэн, футуролог в области средств массовой информации, называл
«глобальной деревней». <…> Что же
представляет собой информационная эра? Мы сейчас находимся лишь в самом ее
начале, однако из опыта прошлого знаем, что нельзя в полной мере предсказать,
какие сферы жизни общества будут затронуты переменами, и предвидеть вытекающие
из этого последствия, поскольку ученые постоянно разрабатывают новые
технологии, а предприниматели – находят новые способы их применения.
<…> Современные
телекоммуникации основаны на двух принципах. Один из них был разработан в
теоретической работе К.Шеннона, участвовавшего в исследованиях, проводившихся
Массачусетсским технологическим институтом и «Белл Телефоун Лабораториз». Им
была вычислена пропускная способность каналов связи в зависимости от ширины
полосы частот (существует различная ширина полосы для телефонов, радио,
телевидения и т.д.) и величины отношения «сигнал – шум» (т.е. ясности
сигнала, несущего информацию, на фоне помех или даже интервала между
сигналами); в результате оказалось возможно рассчитать количество байтов,
или единиц сообщения, передаваемых за определенную единицу времени. Это
позволяет нам определить пропускную способность различных систем передачи
данных. Второй
принцип – «объединение» различных систем связи (речь, текст, изображение и
данные) в один канал. Речь, которая передается по телефонным каналам,
представляет собой «аналоговый» сигнал, потому что звук – это волна.
Изображение как на телевизионном экране, текст как при передаче факсимильных
сообщений, или данные как в компьютере, являются «цифровыми» сигналами – то
есть «импульсами» дискретных величин. Основной технологической задачей
является преобразование всех аналоговых сигналов в цифровые, чтобы обеспечить
их совместимость и передачу по общему каналу. Аналогично при звукозаписи на
компакт-диски музыка или звук «оцифровываются», что увеличивает точность их
передачи и позволяет усилить контроль со стороны звукоинженера. Таковы
определяемые технологией и вытекающие из теоретического знания основы
информационной эры. РЕВОЛЮЦИЯ
В ОБЛАСТИ МАТЕРИАЛОВ Исторически
природные ресурсы были основой существования любого общества. Англия –
это остров, «лежащий» на угле. Когда были изобретены паровые насосы,
появилась возможность легко откачивать воду из шахт, и шахтеры смогли
проходить более глубокие его пласты. При наличии угля и железа можно варить
сталь, и этим объяснялось первенство Англии в самом начале индустриальной
революции. Империализм – это государственная политика, направленная на
обеспечение страны природными ресурсами, а также рынками сбыта. Япония,
которой в 1930-х годах потребовался уголь, вторглась в Маньчжурию не только
для того, чтобы создать надежную линию обороны на границе с Советским
Союзом, но также отчасти для того, чтобы обеспечить себе его бесперебойные
поставки. Сегодня
положение дел меняется. Революция в области материалов, основанная на понимании
квантовой механики, означает, что зависимость человека от природных ресурсов
исчезла и, что не менее важно, можно производить абсолютно новые продукты,
основанные на тех свойствах материалов, которые нам необходимы. Таким
образом, никому больше не нужны просто олово, цинк или сталь, а лишь
определенные их свойства – пластичность, растяжимость, проводимость, для
чего разрабатываются сплавы или искусственные материалы. Основной
принцип – это технологическая замена. Мы уже не боимся, что запасы каких-либо
нужных нам материалов истощатся. Мы всегда можем найти им субститут,
правда, за соответствующую цену. Более двадцати лет назад Римский клуб
получил всемирную известность, предсказав быстрое истощение полезных
ископаемых. <…> первым ресурсом, нехватка которого
предсказывалась Римским клубом, оказалась медь, что стало результатом роста
спроса и сокращения ее запасов. Целый ряд нефтяных компаний, используя имевшиеся
у них значительные денежные средства, а также в порядке хеджирования,
приобрели медные шахты. За короткий период цена на медь удвоилась. Однако в
течение последних пятнадцати лет рынок оказался затоварен, и цены на медь
снизились. Если
кто-нибудь задаст вопрос, где сегодня расположены самые большие в мире запасы
меди, люди, сведущие в экономической географии, могут назвать Чили или
Зимбабве. Однако наибольшие ее залежи могут, по всей вероятности, быть
обнаружены под фундаментами Нью-Йорка. Это – тонны медного провода, который
быстро вытесняется волоконно-оптическим кабелем, изготавливаемым из
стеклянных нитей. Его производство обходится дешевле и требует меньших
затрат энергии, а по пропускной способности он в десять раз превосходит
медный провод. Все телекоммуникационные компании мира заменяют медные кабели
волоконно-оптическими. Поэтому медь более не является стратегическим товаром. Не
являются таковыми и большинство других металлов и прочих видов минерального
сырья. Во время второй мировой войны существовали медные, каучуковые,
оловянные и цинковые картели, которые контролировали стратегические природные
ресурсы. Сегодня таких картелей больше нет <…>. Единственным
оставшимся картелем является нефтяной, и то лишь в связи с дешевизной нефти.
Однако и ей есть альтернатива: это термические источники, сланцы, ядерная и
солнечная энергия, природный газ, метанол, этанол и даже угольный шлам. Но
все это более дорогостоящие источники энергии, и в силу своей низкой цены и
обилия на рынке нефть продолжает сохранять стратегическое преимущество. <…>
Применение удобрений и «зеленая революция» приблизили мир к самообеспеченности
продуктами питания. В том же, что касается металлов и минерального сырья, таких,
как медь и каучук, технологическая замена означает сокращение рынков для
экспорта природных ресурсов. В 1990 году стоимость экспорта из стран Африки,
расположенных южнее Сахары, составляла всего половину от ее стоимости в
1980 году. А если вычесть из этого нефть, получаемую из Нигерии, показатель
снизится до одной трети. Если в Африке не получат развитие постиндустриальные
секторы экономики, ей грозят серьезные проблемы; между тем для этого нужны
политическая стабильность и широкое распространение образования – условия,
которые позволили Западу достичь процветания. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ В течение
двухсот лет существовала международная экономика, в которой несколько стран
составляли «ядро», а остальные – «периферию». К первым относились в основном
Великобритания, Соединенные Штаты и, в какой-то мере, Германия и другие
страны Западной Европы. Периферией оставались Азия, Латинская Америка и
Африка. На передовые государства приходилась львиная доля промышленного
производства. Страны периферии поставляли сырье, часть из них при этом
оказывалась источником эмиграции и дешевой рабочей силы, а другие
представляли собой рынок сбыта готовой продукции. Существовало разделение
труда, в основе которого согласно экономической теории (хотя и измененной под
давлением политических обстоятельств) лежала «сравнительная выгода», т.е.
страны производили то, что они могли производить наилучшим образом, в
зависимости от наличия у них ресурсов, технологий и квалифицированной рабочей
силы. Великобритания была лидером в области текстильной промышленности, в
производстве стали, кораблестроении и машиностроении. Германия
первенствовала на рынке электротоваров и в химической промышленности.
Соединенные Штаты были первыми в производстве автомобилей, сельском хозяйстве
и добыче угля. Страны стремились «пробиться» в международную экономику,
поднимаясь по ступенькам «технологической лестницы» (тема, на которой я более
подробно остановлюсь ниже). Так, например, после второй мировой войны Япония
начала мощно развивать кораблестроение и сталелитейную промышленность, и
Великобритания утратила свои лидирующие позиции в этих отраслях, прежде
всего в производстве стали. Глобальная
экономика в корне отличается от международной. Это единая система хозяйства,
объединение рынков капитала, валют и товаров, а также рост того, что я
называю «рассредоточением производства». Международная экономика безусловно
продолжает существовать. Крупные компании и даже многонациональные
корпорации все еще располагаются преимущественно в одной стране и
расцениваются как бастионы экономики данного государства, хотя и
осуществляют продажи по всему миру. Но они также с неизбежностью вовлекаются
в глобальную экономику. <…> Наиболее
значительные перемены происходят на фондовых и валютных рынках. Границы между
странами практически исчезли. Капитал направляется туда, где (при наличии
политической стабильности) есть наибольшая отдача от инвестиций или) добавленной
стоимости. Курсы обмена валют (за исключением небольших различий при
арбитраже) одинаковы на всех денежных рынках мира. Страны все больше
утрачивают контроль над своими национальными валютами, а обменные курсы все
меньше зависят от паритетной покупательной способности и все больше связаны
с изменчивостью спекулятивных ожиданий, хеджированием или игрой на разнице
курсов. Банковские операции выполняются практически молниеносно. Менее чем
через двадцать четыре часа после того, как Ирак напал на Кувейт, кувейтские
банки смогли переместить большую часть своих капиталов за границу.
Компьютерные и информационные сети становятся проводниками и арбитрами на
глобальных рынках капитала и валют. Таким
образом, мы наблюдаем «глобализацию» капитала, валют, товаров и, во все
большой степени, производства. Достигнем ли мы глобального общества? Наши
вкусы в отношении стиля одежды и развлечений преимущественно формируются
телевидением. До недавнего времени во многих странах, например, в
Великобритании, Франции, Италии и Японии, оно оставалось под контролем
государственных монополий. К настоящему времени все они сломлены. Появились
не только независимые компании, но также глобальное телевидение, такое, как
«Си Эн-Эн», спутниковое телевидение Руперта Мэрдока и другие. Важнейшим
социологическим вопросом становится вопрос о том, сможем ли мы спасти национальную
культуру, которая отличает одну страну от другой. Исчезает различие между
«высокой» и «низкой» культурой. Английский язык становится главным в международном
общении. <…> В связи с
этим возникают серьезные вопросы, касающиеся культуры и стиля жизни. Станем
ли мы однородными? Что в таком случае произойдет с национальными традициями,
коренящимися в языке, и с исторической культурой? ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ
ЛЕСТНИЦА Постиндустриальная,
или информационная, эра наступает в результате длинной цепи технологических
перемен. Не все страны – а к настоящему моменту лишь немногие – готовы к
вступлению в нее. Если мы определим постиндустриальное общество как такое,
где произошел сдвиг от промышленного производства к сфере услуг, то
получится, что Великобритания, почти вся Западная Европа, Соединенные Штаты
и Япония вступили в постиндустриальный век. Но если мы определим
информационное общество как такое, в котором существуют научный потенциал и
способность трансформировать научные знания в конечный продукт, называемый
обычно «высокими технологиями», то можно сказать, что только Соединенные
Штаты и Япония отвечают данному условию. Сколько
еще стран смогут достичь их уровня? Существует так называемая
«технологическая лестница», в соответствии с которой можно составить схему
сдвигов или изменений в экономике любой страны и которая включает следующие
ступени: 1)
ресурсная база: сельское хозяйство и горнодобывающая промышленность; 2) легкая
промышленность: текстильная, обувная и т.д.; 3) тяжелая
промышленность: металлургия, судостроение, автомобилестроение, машиностроение;
4)
«высокие технологии»: измерительные приборы, оптика, микроэлектроника, компьютеры,
телекоммуникации; 5)
отрасли, базирующиеся на научных достижениях будущего: на биотехнологии, материаловедении,
космических исследованиях и т.д. Япония
является прекрасным примером продвижения верх по технологической лестнице за
последние пятьдесят лет. По мере того как после войны позиции, занятые ею в
легкой промышленности, стали захватывать другие страны, в основном благодаря
низкому уровню оплаты труда, Япония начала развивать сталелитейную отрасль и
судостроение, отняв у Великобритании лидерство в обеих этих сферах. Однако
то были отрасли промышленности с высоким уровнем энергопотребления, и после
нефтяного кризиса 1973 года Япония переориентировалась на оптику,
микроэлектронику и автомобилестроение, используя новейшие производственные
технологии. В принципе
существуют три условия, дающие странам возможность продвигаться вверх по
технологической лестнице: политическая стабильность, которая позволяет инвесторам
надеяться на получение прибыли; наличие большого класса предпринимателей, инженеров,
техников и квалифицированных рабочих, разрабатывающих и производящих товары;
соответствующая система образования для подготовки грамотных специалистов, обладающих
знаниями, необходимыми для применения новых технологий. Много лет
назад Р.Дор отмечал, что Япония и большинство стран Латинской Америки
(Бразилия, Аргентина и т.д.) вошли в мировую экономику приблизительно в одно
и то же время – более ста двадцати пяти лет тому назад. Однако Япония процветает,
а Латинская Америка отстает в развитии в основном потому, что правящая
элита, в особенности военные и класс крупных землевладельцев, противилась
модернизации и продолжала эксплуатировать крестьянство. После
революции 1917 года Советский Союз приступил к форсированной индустриализации,
однако сделал это методами «командной экономики», и процесс шел успешно до
тех пор, пока перед промышленностью стояли достаточно простые задачи. В
последующие годы она стала терпеть серьезные неудачи, так как не были
использованы рыночные механизмы и система «подсчета прибыли», помогающие
определить степень эффективности использования ресурсов. Россия сегодня
располагает огромными природными богатствами (ее запасы нефти и газа самые
большие в мире и даже превосходят запасы стран Ближнего Востока, однако их
разработка является дорогостоящей в связи с низким уровнем используемых
технологий), а также огромным числом образованных инженеров и техников. Если
бы она достигла внутренней стабильности и избежала разорительных этнических
конфликтов и гражданских войн, она была бы готова вступить в
постиндустриальный век раньше, чем любая другая страна. Европа, в
особенности Германия, имеет мощную промышленную базу, но остается
привязанной к ней из-за больших объемов капиталовложений и высокого уровня
заработной платы. Основой германского экспорта, например, является продукция
машиностроения, автомобилестроения, промышленной электроники и смежных
отраслей. В важнейших же сферах «высоких технологий», таких, например, как
полупроводники, более 85% мирового производства приходится на Соединенные
Штаты и Японию. Сохранится
ли такое положение и в XXI веке? Это зависит от природы конечного продукта
и его «жизненного цикла». В отраслях, где производство стандартизировано, где
его легко можно наладить, а уровень расходов на заработную плату становится
решающим фактором, страны, обладающие возможностями производить подобную
продукцию, постараются занять соответствующую нишу. Что касается текстильной
промышленности, то сначала Япония вытеснила Соединенные Штаты, а затем, в
свою очередь, была вытеснена Гонконгом. Корея сумела отвоевать у Японии
позиции, которые та занимала в сталелитейной промышленности и судостроении. В
настоящее время она стремится потеснить Японию в области электроники и
автомобилестроения, к чему, впрочем, стремятся и многие другие страны Азии,
в частности Китай. Как могут
защитить себя развитые государства? Одним из способов является увеличение
производительности труда с целью снижения затрат на производство внутри
страны. Таков традиционный метод, который, однако, имеет свои ограничения.
Другой путь – переход к развитию специализированных сегментов
промышленности, производящих продукцию с высокой добавленной стоимостью.
Именно это и произошло в текстильной индустрии, где Япония и Италия, для того
чтобы добиться успеха на рынке, начали осваивать выпуск сверхмодной высококачественной
одежды (например, Иссэй Мияки, Хана Мораэ и т.д.). Между тем
для облегчения понимания этих процессов необходимо начертить «траектории»
технологических изменений в различных государствах, чтобы выяснить, каково положение
этих стран в мировой экономике и как меняется рыночная ситуация. 1. Основное направление перемен:
<…>
Я провожу различие между «трансформирующими технологиями», «развивающими
технологиями» и «нишами». Телефон – это трансформирующая технология. Он полностью
изменяет способ нашего общения друг с другом. Он «ломает» понятие пространства
и времени, делая возможной непосредственную двустороннюю речевую связь.
Сотовый телефон – это развивающая технология. В отличие от традиционного
телефона он является беспроводным и способствует большей мобильности,
облегчая связь между людьми. В последние шесть лет главным рынком в области
телефонной связи был рынок сотовых телефонов. Ниши – это особая область.
Учрежденческие АТС позволяют создать полноценную внутреннюю систему
телефонной связи в рамках компании путем использования общего номера (обычно
трехзначного или четырехзначного) для любого телефона внутри компании, университета
или организации и т.д. Иными словами, это вспомогательное устройство. ЛВС –
локальные вычислительные сети – позволяют организовать коллективный доступ
внутри географического района. Целью всего
сказанного выше является не просто определение различных аспектов какой-либо
технологии, но также возможность проследить ее развитие и показать, что на
время ниши превращаются в способ защиты своего рынка от конкурентов в силу
специализированной природы самой ниши. То же
самое происходит и с компьютерами. Компьютер был трансформирующей технологией.
Компьютерные сети представляют собой ее развитие, поскольку они связывают
компьютеры между собой. Программные приложения, такие, например, как
электронные финансовые ведомости, – это ниши. Таким образом, вновь
прослеживается маршрут изменений. 2. Способы развития: Изобретение
Нововведение
Распространение На основе
Организационно
Определяется рынком научных открытий
адаптируемо Развитие
технологий происходит самыми разными путями. Здесь также необходимо выявить
различия между процессами, для того чтобы понять закономерности изменений.
Технологии создаются на основе научных открытий. Это означает, что зачастую
они являются логическим завершением определенной программы. Однако часто
после сообщения о создании новой технологии люди думают, что ей тут же
найдется практическое применение. Но изменения не происходят подобным
образом. Изобретение должно вписаться в общую структуру продукции, необходимо
также найти способ применения его отдельными организациями. Именно это
составляет смысл нововведения, которое, таким образом, определяется
способностью организаций или компаний использовать изобретение. При этом
распространение – это совершенно иной процесс. Распространение, будь то
телевизоры, видеомагнитофоны или плейеры, зависит от маркетинга – ряда мер,
необходимых для того, чтобы убедить людей – бизнесменов и частных лиц –
совершить покупку. <…> 3. Жизненный цикл технологии: Разработка изделия
Создание изделия
Распределение I. Основывается на
I. Стандартизация I. Искусство проведения научных открытиях
маркетинга II. Роль II. Уровень расходов на предпринимателя
заработную плату II. Временные рамки Как и
разработка изделия, его жизненный цикл разделен на четко различимые этапы.
Первым из них, естественно, является изобретение. В индустриальный век новые
продукты создавались теми, кого я называю «талантливыми механиками» – людьми,
работавшими методом проб и ошибок и мало знавшими о законах науки. Так,
Т.Эдисон, величайший изобретатель
конца девятнадцатого столетия, творец электрической лампочки, фонографа и
кинематографа, практически ничего не знал об исследованиях электромагнитного
поля Максвелла и Фарадея. Однако в информационную эру изобретения являются
продолжением программ развития теоретического знания. Как я уже отмечал в
случае с транзистором и микрочипом, они стали результатом применения физики
твердого тела. УПРАВЛЕНИЕ
ВРЕМЕНЕМ В
товаропроизводящем, или промышленном, обществе ключевой проблемой для бизнеса
было управление товарными запасами. Если они слишком велики, компании приходится
«авансировать» произведенные расходы и оплачивать «срок хранения» произведенных
в избытке продуктов. Если же запасы незначительны, то при возникновении
спроса фирма несет потери из-за того, что покупатели не хотят ждать, а
конкуренты успевают предложить аналогичный товар. Управление товарными
запасами – это решающий фактор получения прибыли. В
информационном обществе основной проблемой становится управление временем.
Люди живут согласно суточному ритму, а в сутках всего лишь двадцать четыре
часа. Через земной шар протянулись временные зоны, которые определяются
движением Солнца. Традиционно жизнь большинства людей подчинялась ритму
сельскохозяйственных работ, они вставали с восходом и ложились спать с
заходом солнца. Изобретение искусственного освещения изменило наши понятия о
дне и ночи. Во всем мире информация передается, а операции проводятся в
«реальном времени» – странное слово, как будто раньше время было нереальным,
– означающем всего лишь то, что информация передается практически мгновенно,
поэтому, разговаривая из Токио с Бостоном по телефону, мы слышим друг друга одновременно.
Теперь появилась еще и «виртуальная реальность», а это означает, что мы
снимаем границы пространства и можем с помощью «моделирующего устройства»
войти в трехмерное пространство и перемещаться в нем, словно мы
передвигаемся по небу, совершать прогулки в космосе или посещать космические
станции или пещеры так, как будто мы действительно находимся «там». Разрушение
представлений о пространстве и времени, о системе координат, в соответствии
с которой мы организовывали реальность, – это один из важнейших шагов вперед
в направлении информационного общества. Но все это
трансформируется в ряд практических проблем и реальных продуктов. Если около
двадцати или более лет назад вы хотели посмотреть передачу, транслировавшуюся
той или иной станцией, необходимо было приходить «вовремя», иначе вы пропускали
ее. <…> Однако с изобретением видеомагнитофона стало возможным записать
программу и просмотреть ее в «своем» времени или, например, взять музыкальную
запись и прослушать ее, когда захочется. <…> Много лет
тому назад, если кто-то хотел получить свои деньги, необходимо было отправиться
в банк, причем в те часы, когда он был открыт, и снять их со счета. С
изобретением банкоматов стало возможным получать наличные в любом месте, где
имеется подобная машина, даже за тысячи миль от дома, поскольку вся
необходимая для этого информация хранится централизованно, а операция
проводится с помощью электроники. Совсем
недавно произошло важнейшее событие в области коммуникации между людьми –
появилась электронная почта. Старая почтовая система перестала отвечать
современным требованиям, к тому же она требует использования человеческого
труда для сбора, перевозки и доставки почты. <…> Тем самым
управление и реорганизация времени становятся во всем своем многообразии
новой сферой применения электронных приборов в информационном обществе. ПРОБЛЕМА
МАСШТАБА <…>
Сегодня часто говорят о том, что наше время – это век ускоряющихся перемен.
Должен признаться: я не понимаю, что это значит на самом деле. Если мы
проанализируем данную концепцию, то обнаружим, что у нее нет границ и
смысла. Говорить о переменах как таковых бессмысленно, ибо остается вопрос –
перемены в чем? Говорить о том, что «все» меняется – вряд ли это прояснит
ситуацию. А уж если мы рассуждаем о темпах, об их увеличении, то само это
слово подразумевает использование единиц измерения. Но что же измеряется? Определенное
представление о происходящем можно получить, если применить концепцию
масштаба. Изменение масштаба того или иного объекта – это и есть изменение
его формы. Метафорически говоря, мы приходим к сформулированному еще Галилеем
закону квадрата-куба: если вы удваиваете размеры предмета, то вы утраиваете
его объем. Из этого вытекает вопрос о форме и пропорциях. Университет с
пятьюдесятью тысячами студентов может продолжать носить то же название, что
и тридцать лет назад, когда в нем было пять тысяч студентов, однако изменение
количественного состава требует изменения структуры организации. Это
относится также и к социальным образованиям. Что
действительно меняется в результате информационной революции – так это масштаб
человеческой деятельности. Учитывая природу коммуникаций в «реальном
времени», мы впервые создаем взаимозависимую международную экономику, для
которой характерна большая нестабильность, причем изменения величин одних
переменных, а также шоковые потрясения или возмущения в отдельных элементах
немедленно отражаются на всех остальных. <…>
Общества разумно функционируют тогда, когда существует соответствие масштабов
экономической деятельности и социальных элементов, организации политического
и административного управления. Однако на самом деле все чаще наблюдается их
несовпадение. Как я уже отмечал в своей работе много лет назад, национальное
государство стало слишком мало для решения крупных проблем и слишком велико
для решения мелких. Оно со своими политическими методами уже не может
справиться с нарастающей лавиной проблем международной экономики
(координация мер с помощью встреч на высшем уровне по экономическим вопросам
становится пустой формальностью), но в то же время концентрация политических
решений в бюрократическом центре мешает инициативе находящихся под его контролем
местных и региональных властей. В этом смысле, если в постиндустриальном
обществе и существует одна главная социологическая проблема – прежде всего в
области управления процессом перехода, – то это управление масштабом. ЗАКЛЮЧЕНИЕ В
последние годы в значительной степени благодаря книге Ф.Фукуямы распространилась
вера в возможность «конца Истории». Я думаю, что тезис Ф.Фукуямы ошибочен. В
словосочетании «конец Истории» беспорядочно перемешаны различные понятия, ему
не хватает ясности. <…> По мнению
Ф.Фукуямы, «конец Истории» в более узком смысле означает, что помимо идеи
Демократии не существует других «универсалистских» идей, способных объединить
народы. Однако по мере того, как азиатские лидеры стремятся занять места на
подмостках истории, нам говорят, что «азиатские ценности» отличаются от
«ценностей Запада» – точно так же, как в конце девятнадцатого столетия (а
возможно, и сегодня) бытовало мнение о различиях ценностей славянского и
западного миров. <…> Но, с моей
точки зрения, есть еще одно возражение против тезиса Ф.Фукуямы, а именно
против того, что «конец Истории» означает конец гегельянско-марксистского
представления о линейном развитии единого мирового Разума по направлению к телосу
объединенной социальной формы. Я полагаю, что это неправильное толкование
природы общества и истории. Как я уже
отмечал ранее в данном предисловии, я считаю, что в обществе существуют три
различные области, которые соприкасаются друг с другом различным образом и
развиваются, подчиняясь различным историческим ритмам. Ими являются технико-экономическая
система, политический строй и сфера культуры. Технико-экономическая
сфера представляет собой систему, потому что все ее элементы
взаимосвязаны и взаимозависимы и изменения в характере и величине одного
влияют на состояние других. В этой области в основе изменений лежит четкий
принцип замещения. Если какой-либо способ производства дешевле, лучше, более
эффективен, чем другие, он сменяет их. Ключевыми терминами здесь становятся
максимизация и оптимизация с целью достижения большей производительности. Политический
строй не является системой. Это свод правил, обычно формализованный в
конституции, либо, в теократических государствах, – в священном писании или в
традициях и ритуалах, регулирующих доступ к положению и власти, в
соответствии с которыми производится отправление правосудия и обеспечивается
безопасность; это порядок, поддерживаемый силой принуждения или согласия, а
как правило – сочетанием того и другого. Здесь изменения не подчиняются
единому принципу, а осуществляются по мере чередования стоящих у власти
групп и классов, по мере формирования коалиций интересов. Культурная
сфера – это область значений: воображения, воплощенного в
литературе и искусстве, нравственных и духовных понятий, кодифицированных в
религиозных и философских учениях. Изменения в ней происходят под
воздействием трех факторов: традиции, которая стоит на страже
существующих порядков и определяет, что из нововведений принять, а что отвергнуть,
особенно там, где она облечена властью; имманентности, которая
выражается внутренним развитием формы, как, например, сонатной формы в музыке
или перспективизма и иллюзионизма в изобразительном искусстве; и синкретизма,
представляющего собой широкое заимствование и смешение стилей и артефактов,
как, например, в спорте и массовой культуре. Но
поскольку культура – это прежде всего область значений, следует обратить внимание
на один поразительный факт: незыблемость во времени великих исторических
религий – буддизма, индуизма, конфуцианства, иудаизма, христианства, ислама.
Рушились империи, менялись экономические системы, а постулаты исторических
религий сегодня все так же узнаваемы по сути своей: карма индуизма и
буддизма, монотеизм иудаизма, распятие и евхаристия христианства, Коран и
центральная роль фигуры Мохаммеда в исламе. Существует какая-то
трансцендентальная сила в этих понятиях. Если все
это справедливо – а с моей точки зрения этот факт очевиден, – можно полагать,
что история делится на четко определенные и ограниченные периоды, каждый из
которых качественно отличается от другого <…>. Если
«конца Истории» не предвидится, то, как я все же полагаю, можно говорить о завершении
идеологической фазы истории, что я доказывал в своей работе «Конец идеологии».
Эта книга часто получала неправильное толкование. В ней вовсе не возвещался
конец всех идеологий, если под идеологией мы понимаем систему
убеждений, которую горячо поддерживают отдельные индивидуумы и которая
объединяет их ради общего дела. На самом деле я говорил о том, что в молодых
государствах Африки и Азии создавались новые идеологии, такие, как
панарабизм, «черный и желтый расизм» и национализм. Я рассматривал особое историческое
явление в развитии западного общества – завершение великого
«исторического перехода», в русле которого происходили социальные движения и
кипели страсти. На протяжении семнадцатого и восемнадцатого столетий не
прекращались религиозные войны между протестантами и католиками, либо, как
это было в Англии, война пуритан и сторонников движений левого крыла, таких,
как общество «Пятая Монархия», за утверждение «Царства Господнего на Земле».
Споры, которые велись в эту эпоху, ее язык и риторика имели религиозную
окраску, прикрывавшую, однако, политические интересы. Великая Французская
революция положила начало «войнам идеологий», причем обсуждаемые темы и язык
дискуссий были открыто политическими, хотя и с религиозной подоплекой.
Именно поэтому я назвал марксизм и его разновидность – ленинизм – «мирской
религией», вслед за философами-веховцами (Н.Бердяевым, С.Франком)
дореволюционного периода. Я говорил
о том, что этот «исторический переход» завершен, поскольку идеологии потерпели
неудачу. Ярчайшим тому подтверждением послужили крах Советского Союза и
разочарование в маоизме в Китае. Сегодня мы
вновь наблюдаем значительное обострение принявших политическую форму
религиозных конфликтов – в Иране или Алжире (которые, по мнению радикалов,
должны были проложить путь «прогрессивным революциям»), где политику
формируют исламские фундаменталисты; или в республиках бывшей Югославии, где
сербы, хорваты и боснийские мусульмане вспоминают о коренящихся в глубокой
древности противоречиях в качестве предлога для новых столкновений друг с
другом. Старые
социальные структуры дают трещину, потому что политические масштабы не
соответствуют масштабам хозяйственной деятельности. В сфере экономики
усиливается тенденция к интеграции, а в сфере политики идет обратный процесс.
Создание же новых политических образований, таких, как Европейский Союз,
способных соответствовать экономическим задачам, идет слишком медленно. В области верований
и идеалов мы наблюдаем борьбу между наукой и свободной мыслью, с одной
стороны, и политическим и религиозным авторитаризмом, с другой. Одним из
основных «театров военных действий» будущего станет Китай, который, располагая
населением свыше одного миллиарда, может либо войти в число ведущих держав
мира, либо потерпеть полный крах в случае, если не сможет создать социальные
и политические структуры, которые соответствовали бы – географически и
демографически – размерам страны. <…> Я уже
говорил о том, что основные изменения в постиндустриальном обществе происходят
прежде всего в технико-экономической сфере. Однако тот факт, что постиндустриальные
перемены, в отличие от всех предшествующих технологических изменений, связаны
с кодификацией теоретического знания, делает науку отличительный чертой
этого общества. Исторически наука представляет собой силу, стремящуюся к
свободе. Однако науке, как и многим другим общественным институтам, грозит
бюрократизация и даже подчинение политическим или корпоративным капиталистическим
интересам. Эта угроза стояла перед интеллектуальной и , культурной сферой на
протяжении всей истории человечества. Как и много раз в периоды успеха и
свершений, человечество надеется, что вступив в постиндустриальную эпоху,
оно сможет лучше распорядиться своим будущим. Но это возможно лишь в условиях
свободы – свободы стремления к истине, в противовес тем, кто пытается
поставить ее под свой контроль. Белл Даниел. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт
социального прогнозирования. М., 1999. |